Французская карта - Алла Бегунова

За это время капитан «Элефтерии» досконально изучил все наиболее удобные маршруты, расположение портов, погодные условия на Черном море, ветры, дующие тут весной, летом и осенью. Иногда ему казалось, будто он уже с закрытыми глазами может довести свою поляку до места назначения, что подводный царь Нептун благоволит к нему и потому его плавания обходятся без особых потерь, приносят ощутимую выгоду.

Вдруг турки в сентябре прошлого года объявили войну русским. Навигацию купеческим судоходным компаниям все-таки удалось закончить вполне успешно. Однако весной 1788 года ситуация резко изменилась.

В море вышли военные флоты обеих империй, насчитывающие десятки кораблей разных классов и видов. Их боевые столкновения стали происходить на маршрутах, давно проложенных капитанами торговых судов, и сопровождаться длительными артиллерийскими перестрелками. Получило развитие и каперство, то есть захват купеческих кораблей враждебной державы фрегатами и галерами в качестве военных трофеев.

В первых числах мая сего года «Элефтерия» пришла в Очаков с военным грузом. Через три недели, уже на обратном пути, греки стали свидетелями ожесточенной схватки в устье реки Буг между одиннадцатью турецкими галерами и русской одномачтовой дубль-шлюпкой, вооруженной семью орудиями. Османы думали, будто победа близка и «кяфиры» будут их легкой добычей. Но русский офицер, командовавший дубль-шлюпкой[17], предпочел героическую смерть плену у мусульман. Он взорвал свой корабль вместе с четырьмя плотно окружившими его вражескими плавсредствами. Эхо большого взрыва долго перекатывалось по водной глади Днепровско-Бугского лимана. Разлетевшиеся далеко в стороны горящие обломки пяти судов едва не попали на поляку. Уцелевшие турецкие галеры пустились наутек. Греческие моряки, сочувствовавшие единоверцам, помолились за упокой души русских храбрецов, подняли паруса и, стараясь держаться поближе к западному берегу, со всеми предосторожностями двинулись в Стамбул.

Тут бы Караманлису призадуматься о безопасности плавания к северным черноморским берегам. Но в дни войны плата за заказы канцелярии великого визиря сделалась по-царски щедрой. Он не удержался. Снова «Элефтерия» пошла в Очаков, имея в трюмах мешки с мукой и рисом, бочки с солониной для питания гарнизона крепости. Грозный флот султана, состоящий из десяти линейных кораблей, шести фрегатов и сорока галер, капитан видел в очаковской гавани еще 16 июня 1788 года. Однако, 18 июня его уже не существовало.

В темноте летней ночи турки попытались выйти из Очакова в открытое море. Русские их заметили. Батареи, расположенные на песчанном мысу у Кинбурна, открыли меткий огонь. Затем подоспела русская же гребная флотилия численностью до семидесяти галер. Разбуженные громом канонады, греки чуть не до утра наблюдали за ядрами и бомбами, как красные метеоры, носившимися между громадами парусников, за всполохами пожаров на их палубах, за медленно уходящими под воду остовами разбитых судов.

Русские потопили тогда пять линейных кораблей, два фрегата, две шебеки и большую галеру. Один пятидесятипушечный линейный корабль, разворачиваясь у мыса, сел на мель и попал в руки русской морской пехоты, с галер взявшей его на абордаж. Четыре османских линейных корабля и четыре фрегата прорвались и ушли в море. Но весь гребной флот был отрезан от своих и загнан обратно в очаковскую гавань. Многие его суда получили тяжелые повреждения.

– Вот место этого сражения, – Караманлис показал карандашом на карте острый и длинный, похожий на морду какого-то животного, мыс Кинбурнской косы, как бы запирающий вход в Днепровский лиман почти напротив крепости Очаков.

– Вы сами как потом оттуда выбрались? – спросила Аржанова.

– Тоже ночью. Но я схитрил, пошел не мимо мыса, а сразу взял направо, к острову Березань, – карандаш в руке грека скользнул по раскрашенной в светло-голубой цвет плотной бумаге и остановился у маленького коричневатого пятнышка. – Такой маршрут я вам и предлагаю. Он – проверенный…

Анастасия задумалась. Она давно опустила на плечи черный платок-чадру и сидела, склонившись над картой, пристально разглядывала причудливо изрезанные берега.

– Все равно, близко к Очакову уже не подойти, – продолжал капитан. – Ваши военные корабли до сих пор блокируют лиман. Они либо меня потопят, либо возьмут в плен. Разбирайся после того, кто прав и кто виноват…

– Наши корабли? – курская дворянка решила разыграть удивление перед Караманлисом.

– Да, госпожа. Я догадался, вы – русская, хотя говорите по-турецки очень хорошо…

Однако Караманлис допустил ошибку в своих расчетах. Ситуация у стен Очакова менялась довольно быстро, о чем он и не подозревал. Капитан, увидев в июне разгром османского флота, решил не рисковать собственной полякой и больше к крепости не ходить. Конечно, в Стамбуле ему снова предлагали выгодную сделку, обещали дать прикрытие из военных кораблей для целого каравана купеческих судов при движении и к осажденной русскими крепости. На сей раз грек отказался категорически. Он взял обычный коммерческий груз и отправился в Гаджи-бей.

Эскадра под командованием турецкого адмирала Эски-Хасан-паши, пользуясь попутным ветром, вместе с восемью транспортными судами действительно прорвалась к Очакову в конце октября. Она доставила туда 1500 солдат, много провианта, оружие и снаряды. Через три дня ветер утих, и турецкие моряки не смогли выбраться из гавани. По ним открыли огонь русские береговые батареи. Наша гребная флотилия завязала бой с противником и к 30 октября пустила ко дну 23 вражеские плавсредства.

Добившись полного господства на море, генерал-фельдмаршал Потемкин-Таврический обратил внимание на укрепленный пункт противника, располагавшийся в четырех километрах от Очакова на острове Березань. Этот маленький кусочек суши с крутыми, обрывистыми берегами сам по себе представлял собой естественное фортификационное сооружение. Турки построили на нем две батареи с двадцатью орудиями и казармы для отряда янычар численностью более 400 человек.

Караманлис думал, будто Березань по-прежнему принадлежит Осаманской империи, и смело вел к острову свою «Элефтерию» под османским красным с белым полумесяцем и звездой флагом. Но 7 ноября 1788 года остров по приказу Потемкина захватили запорожские казаки…

Отношения с Запорожской Сечью у правительства Екатерины Великой складывались непросто. Существовавшая с конца XV столетия на берегах Днепра, Омельника, Буга, Конских Вод и Кагарлык, Сечь однородным национальным составом не отличалась. Беглые поляки и русские, крестившиеся турки и татары, разного рода проходимцы и авантюристы – кого только не принимала она в свои ряды! Запорожская Сечь воевала то с польским королем, то с турецким султаном, то с крымским ханом, то с московским царем. Впрочем, с готовностью, если в том видела выгоду, она вступала в военные союзы со всеми вышеперечисленными сторонами и периодически в своих набегах грабила то польские, то турецкие, то русские города.

Такая «казачья демократия», унаследованная от позднего Средневековья, не способствовала созданию собственного суверенного государства с четко определенной внутренней и внешней политикой. В 1654 году на Переяславской раде запорожцы, послушавшись гетмана Богдана Хмельницкого, решили перейти под скипетр московского царя, но – чисто номинально и за хорошее жалованье. В 1657 году, послушавшись гетмана Выговского, они захотели опять присоединиться к Польше, так как ясновельможные паны пообещали им больше денег и привилегий. В 1667 году гетман Петр Дорошенко, подкупленный турками, вознамерился сделать Малороссию вассалом Османской империи, напрочь забыв про священную борьбу за «веру християнскую», о которой так любили поговорить украинцы с русскими.