Французская карта - Алла Бегунова

– Это будет какая-то папка… – Гончаров склонился над Лафитом Клаве, который по-прежнему спал в кресле. – Скорее всего, черная, из кожи… Нет, она не здесь…

Они нашли выход в библиотеку. Туда вела узкая дверь из кабинета, и она вдруг открылась с громким скрипом. Они вздрогнули и замерли на пороге, но инженер-майор не проснулся. В библиотеке, узком, темноватом помещении, со всех сторон торчали полки с книгами. В углу, под высоким окном, находился шкаф с деревянными дверцами. Колдун распахнул их. Много черных и коричневых папок большого формата, которые используют для хранения чертежей, стояло там, образуя очень тесный ряд. Широко расставив пальцы, Гончаров провел обеими ладонями вдоль этого ряда. Затем помедлил и с трудом вытащил одну из папок. На клочке бумаге, приклеенном в центре обложки, ровно написанные буквы образовывали слово: «OTCHAKOFF».

– Вы получите награду, Сергей Васильевич! – торжественно пообещала Аржанова. – Бриллиантовый перстень с вензелем великой нашей государыни Екатерины Алексеевны…

Они перенесли папку с очаковскими чертежами в кабинет. Там, на столе, при свечах, Флора быстро их просмотрела. Все совпадало с описаниями, данными ей в штаб-квартире главнокомандующего Екатеринославской армии. Со дна коробки с подарками для Лафита Клаве они извлекли суму-планшет, сшитую из тонкой лайковой кожи, и один за другим переложили в нее двенадцать ватманских листов, украшенных подписью инженер-майора и датой: «17.08.1786». Гончаров вернул пустую папку на прежнее место в шкафу. Анастасия разбросала кочергой и затушила головешки в камине, чтоб они, не дай Бог, не отравили угарным газом хозяина квартиры и его слуг.

На конторке она нашла чистый листок бумаги, синий карандаш и написала записку. Ванда Кухарская, де, понимает, почему господин Клаве уснул столь внезапно. Он все силы отдает службе. Но они обязательно увидятся послезавтра на репетиции спектакля «Мизантроп». Свое послание Аржанова прижала к столу фляжкой с коньяком и задула свечи.

Вместе с Гончаровым она вышла из кабинета в коридор. Сума-планшет висел у курской дворянки на ремне через левое плечо и изрядно оттопыривался. Для надежности Анастасия прижимала ее рукой к правому боку. То была драгоценная ноша, в коей заключался смысл всех ее нынешних действий. Флора с некоторым облегчением уже думала о лодке, о плавании по Босфору, о паруснике, идущем через Черное море к Днепровско-Бугскому лиману. Корнет Чернозуб снял с вешалки соболью накидку и бережно укрыл ею княгиню Мещерскую.

– Пока все хорошо, – сказала она ему и перекрестилась. – Уходим…

О том, что все и впрямь хорошо складывается для них сегодня, они поняли, когда открыли входную дверь. На бухту Золотой Рог медленно надвигался густой ночной туман, весьма характерный для этого времени года на Босфоре. Водная поверхность различалась с трудом. Дома, здания складов и мастерских выступали как темные бесформенные пятна. Дорожка, вымощенная камнем, пропадала в бело-сером облаке. Однако за два с половиной месяца они досконально изучили Галату и скорым шагом двинулись к своему дому.

Глафира их ждала и тотчас пропустила вовнутрь. Для безопасности верная служанка тут же заперла двери на три задвижки. Аржанова бегом бросилась в спальню – переодеваться. Кремовое платье теперь жалеть не стоило. Турецким кривым кинжалом-бебутом она вспорола корсаж, рукава, юбку. Лоскутья упали на ковер, к ее ногам. Горничная, подав барыне восточную длинную белую рубаху, начала их убирать, скручивать в комок. Ничего не должно оставаться от них во французском жилище, и постепенно лионский шелк сгниет, попав на дно глубокого пролива.

Прямо на рубаху Аржанова надела суму-планшет и укрепила ее на животе при помощи ремней с пряжками. Платье «энтери» из зеленого сукна скрыло этот необычный для женского туалета предмет. Под ним он обрисовывался лишь слегка и напоминал беременность, но срока небольшого. Курская дворянка застегивала на воздушные петли короткую бархатную курточку, когда к ее комнату без стука ворвался Кухарский.

– Что здесь происходит? – нервно спросил он.

– Операция «Секрет чертежника» подошла к концу, дорогой брат, – ответила Анастасия.

– Где Лафит Клаве?

– Думаю, он спит дома.

– А чертежи?

– Сейчас нет смысла выяснять это, Анджей. Быстрее переодевайтесь в мусульманский кафтан. Нас ждет лодка…

– Вы подло обманули меня! – голос польского дворянина сорвался на фальцет.

– Да, я вас обманула, – спокойно сказала Аржанова.

Она наклонилась к туалетному столику, чтобы взять черный платок-чадру, но надеть его не успела. Шляхтич рванулся к ней, схватил за руку и резко повернул лицом к двери. Так он очутился за спиной Флоры, прижимая ее к себе и упирая дуло короткого дорожного пистолета ей в висок.

– Где чертежи, сука? – прорычал пан Анджей. – Чертежи, или я сейчас разнесу твою голову, как глиняный горшок!

– Чертежи – в гостиной! – громко выкрикнула она, прижимаясь к нему еще теснее и совсем не пытаясь освободиться.

– Ты снова врешь, – неуверенно произнес он.

– Клянусь Господом Богом! Есть ли у меня время врать, дорогой брат? Разве не одно дело с вами мне поручено?

– Скоро узнаешь! – коротко хохотнул польский дворянин.

В дверях уже стояли Чернозуб, Прокофьев, Гончаров, а за ними – Николай, который сжимал в руках егерский штуцер, для Кухарского пока невидимый. Аржанова подмигнула им, сосчитала про себя «раз-два-три» и затем, с силой опустив на ступню пана Анджея свою ногу в сапоге с каблуком, рухнула на пол. Два выстрела раздались одновременно. Шляхтич все-таки сумел нажать на спуск. Пуля из его пистолета застряла в деревянном подоконнике. Пуля из штуцера, пройдя по восьми нарезам в стволе, угодила Кухарскому в висок.

Классический случай для доброго слуги госпожи Аржановой Николая. В тот миг он был совершенно счастлив. Наконец-то его талант нашел достойное применение на проклятой басурманской стороне. Наконец-то оружие заговорило своим обычным, понятным для людей языком. Он всегда целился либо в висок, либо в лоб противника, прямо над его переносицей. Пуля над переносицей, конечно, достижение более высокое…

Они со всех ног кинулись к Анастасии, но она уже поднималась сама и остановила их приказом:

– Ян! Держите Яна! Он не должен выйти отсюда…

Может быть, бегство камердинера пана Анджея в этой суматохе и удалось бы, но он замешкался, открывая задвижки на двери. Третья из них имела секрет, который знала одна Глафира. Пока он возился с цепочкой, на него сзади прыгнул унтер-офицер Прокофьев. Завязалась драка. Кирасир вдруг вскрикнул, а потом, повалив поляка на пол, со злости стукнул его головой о порог. Бездыханное тело распростерлось в прихожей, и Прокофьев теперь смотрел на курскую дворянку виновато.

– Ну что, медведь саратовский, прибил человека? – устало спросила Аржанова.

– Так ведь он, гаденыш, руку мне прокусил. Вот посмотрите, ваше высокоблагородие, – унтер-офицер продемонстрировал ей свое запястье с рваной раной.