Тайный шифр художника - Олег Рой

– Колючку сами увидите… За ней ваша ферма. Да не промахнетесь, разве что в Горелую Падь занесет… ну тады пехом возвертайтесь, оттудова токмо трактором… Федька, может, завтра вернется, вытянет…

И двинулся дальше, кажется, тут же забыв о нашем существовании.

– Слушай, у него что, автопилот? – удивилась Вика. – Если он настолько пьян, как кажется, как же он вообще по этой хляби двигается?

– Может, и не пьян, – предположил я. – Запаха особого не чувствовалось. Может, он дзен познал, и ему теперь все по фигу.

– Точно, – хихикнула Вика. – Китай-то здесь ближе, чем Москва.

– Бурятия еще ближе, – заметил я. – А там как раз буддисты.

– Ой, так, может, тут весь поселок в нирване? Потому и нет никого – все сидят где-то на ковриках и медитируют…

За околицей начиналось редколесье, постепенно переходившее в заболоченную тайгу. Дорога, однако, тут стала чуть получше, похоже, ее регулярно подсыпали гравием и вообще заботились. Как-то совсем неожиданно сбоку возникла бетонная стена, точнее, забор из бетонных плит. Поверху вилась колючая проволока – упомянутая аборигеном колючка.

Приехали.

Я тормознул возле солидных железных ворот и посигналил.

Ничего.

– Может, они тоже медитируют? – шепнула Вика.

Но, глядя на увенчивающую бетон колючку, шутить мне почему-то расхотелось.

Наконец, прорезанная в воротах калитка приоткрылась, выпустив детину, который явно не был Ломом – слишком молод. Размеры у детинушки были вполне богатырские – проходя в калитку, ему пришлось изрядно пригнуться. Разворот плеч тоже впечатлял.

– Чего надо? – неприветливо буркнул богатырь.

– Нам бы Николая Степановича повидать, – объяснил я, выбираясь из машины. – Разговор к нему есть. Важный.

– А что это вы за птицы такие, чтобы с батей разговаривать? – рыкнул детина не хуже сторожевого пса. – Если с района или с области…

– Из Москвы, – сухо сообщил я. – От Угрюмого.

Детина пару раз моргнул – похоже, при явном избытке силы у него наблюдались столь же явные проблемы с реакцией. Соображал он туговато.

– У Угрюмого на спине церквуха выколота. Как у твоего бати, – терпеливо объяснил я. – Передай ему, он поймет.

– Вот что, – буркнул детина. – Не знаю, кто ты такой и какого рожна тебе надо, но валил бы ты, дядя, со своей телкой подобру-поздорову. А то мы люди простые, тюк по темечку – и к осетрам, а девку твою в хозяйство определим…

Тут из калитки вывалился второй такой же детина. Разницу между ними я заметил не сразу: разве что вновь прибывший был постарше и, пожалуй, не столь огромен.

– Пашка, ты че, рамсы попутал? – ткнул он в плечо первого. – Или забыл, чего нам сказали?

– А чего… А! Да, – пробурчал Пашка и обратился к нам. – Вы не серчайте, я тут это… С работой так заманался, сил нет. Щас ворота открою, проезжайте.

– Ну уж нет, – возразил я, сам еще не понимая почему. – Скажите бате, пусть сам выходит, я здесь подожду.

Отчего-то мне вдруг совершенно разонравилась идея отправиться в гости к Лому. Какие-то эти два увальня были странные. Ладно бы просто неприветливые, но они явно что-то темнили.

– Так батя ж третьего дня в город уехал, – сообщил второй детина. – Сегодня быть обещал. Проезжайте, подождете в доме.

– Сегодня? – уточнил я. – Ну так мы его в машине и подождем.

Пашка явно собирался что-то сказать, но братец его одернул:

– Хотят в машине сидеть – пусть сидят, нам-то что. Пошли, у нас дел еще полно.

И они скрылись в своем бетонном бастионе, прихлопнув за собой калитку.

– Не нравится мне эта парочка, – заметил я. – Может, давай в поселок вернемся? Станем у крайних домов, как этот батя возвращаться будет, мы его точно не пропустим. Дорога-то и в самом деле одна. Не на вертолете же он прилетит.

Вика согласилась, что ждать возле поселка явно веселее, чем под этой тюремной стеной. Я выкрутил руль, сдавая назад…

Сзади что-то как будто вспыхнуло, бумкнуло, и в боковом зеркале я увидел, как одно из деревьев закачалось и обрушилось позади «бобика», перекрывая нам дорогу.

А вот ворота, наоборот, распахнулись, выпуская настоящее чудовище – трактор с бульдозерным отвалом. И пер он прямо на нас. У меня волосы стали дыбом… но руля я не бросил. Скорее уж вцепился в него еще крепче – как цепляются за спасательный круг и даже за соломинку.

Дерево, перегородившее нам дорогу, упало чуть наискосок, а ближе к кроне ствол утончался… есть шанс перескочить, «бобик» сегодня продемонстрировал свою способность преодолевать ухабы.

И тут раздался выстрел.

Вика испуганно вскрикнула, а я едва не упустил руль. К счастью, трактор полз медленно, а паливший, кем бы он ни был, стрелком оказался никудышным. Я вжал педаль газа в пол и рванул вперед. Через минуту нас подкинуло, развернуло и унесло в кювет. Перескочить сосновую крону не удалось.

Но «бобик», надо отдать ему должное, даже в этой ситуации продемонстрировал класс езды по пересеченной местности: не перевернулся, даже не пошатнулся, просто съехал в кювет передними колесами и, главное, не заглох.

Я принялся осторожно сдавать назад.

Следующий выстрел расколошматил боковое стекло. В салон ворвался свежий весенний ветер.

– Что ты творишь, дефективный! – орал второй брат (видимо, стрелял Пашка). – По колесам шмаляй, мудак!

Ах, вот как! Заглушив мотор (все равно «бобик» без моей помощи из кювета не выберется), я выхватил «ТТ», прицелился в темную на фоне бетонной стены фигуру с чем-то длинным наперевес (берданка? впрочем, не настолько я разбираюсь в ружьях, чтобы издали определить вид), выстрелил и чуть не оглох…

Но, как ни странно, попал.

Пашка схватился за плечо и выронил ружье, которое моментально смял их же собственный бульдозер. А потом резко побледнел и картинно, как в кино, повис на двери бульдозера, перевесившись через окно из кабины наружу. Его братец, взревев, как бешеный слон, высунул из бульдозерного окна что-то покороче ружья (я решил, что это обрез – удивительно, как много деталей может вместиться в одно крохотное мгновение) и тоже пальнул в нашу сторону.

Руку чуть повыше локтя резко обожгло, она повисла беспомощной плетью, пальцы разжались, выронив «ТТ».

Расстояние между бульдозером и «бобиком», и так-то невеликое, стремительно сокращалось. Пашин братец принялся перезаряжать свое оружие – да, точно, обрез.

Я вцепился в руль, понимая, что поднять пистолет уже не успею. И уж тем более не сумею как следует выстрелить с левой руки. Я и первый-то раз попал, по-моему, исключительно чудом.

Выстрел!

Еще один! Еще, и еще, и еще… Совсем рядом, прямо над ухом, так, что я на некоторое время снова оглох.