Поддай пару! - Терри Пратчетт

Мокриц прекрасно отдавал себе отчет в том, что журналисты всех Равнин Сто с момента открытия только и ждали, что первой настоящей железнодорожной катастрофы, и хорошо бы как минимум с одной чудовищной жертвой.

И они ее получили. Впрочем, не на рейсе Гигиенической железнодорожной. Нет, первая трагедия произошла на задворках Щеботана, где три предпринимателя, винодел месье Лавасс, сыровар месье Крок и торговец декоративными луковыми гирляндами месье Лестрип в складчину приобрели частную одноколейную линию, связавшую их фермы и виноградники.

За экспертным мнением обратились к Дику Кексу, в частности поинтересовавшись, как избежать лобового столкновения двух паровозов на одной колее. Эту задачку Дик разрешил с типичной для него легкостью, придумав систему условных сигналов и специальный медный жезл, который передавался тому из машинистов, кому в данный момент принадлежало преимущественное право движения.

На волне заголовков в духе «СИСТЕМА КЕКСА ТЕРПИТ КРАХ» и «ЖИЗНИ ПАССАЖИРОВ ПОД УГРОЗОЙ?» Дика и Мокрица вызвали в Щеботан для расследования, где они и выяснили всю правду. Оказывается, один управляющий из шато Лавасс захотел ускорить процесс и сделал копию медного жезла, а машинистам и сигнальщикам объяснил, что им просто надо быть осторожнее. Некоторое время дела шли как по маслу, и все вздохнули свободнее. Но однажды сигнальщик Хьюго отвлекся и забыл о важнейшей мере предосторожности, и вот два поезда неслись друг на друга на огромной скорости по одноколейной дороге, и каждый машинист был уверен, что преимущественное право у него. И они сошлись на полпути. Один машинист погиб, второй получил серьезные ожоги от растекшихся сыров, которые, оказавшись в раскаленной кабине машиниста, обратились в лаву. Значительные повреждения получило и фуа-гра.

А клерк, который принял решение сделать дубликат жезла, сказал: «Ну, я думал, что сэкономлю всем время, я только хотел…»

Репортаж Рэймонда Шаттла в следующем выпуске «Правды» гласил: «Я соболезную обеим жертвам, – сообщил мне господин фон Липвиг. – Пожалуй, никогда уже мы не сможем спокойно смотреть на фондю. Однако господин Кекс ясно дал понять, что в то время как с глупостью еще можно бороться, непроходимую глупость адски трудно изжить. Я даже не знаю, сколько чудовищных преступлений было совершено, потому что кто-то послушал доброжелателя, сказавшего: «Я только хотел»…»

Приняв такие антикризисные меры, Дик и Мокриц вернулись обратно в Анк-Морпорк. Каменистые почвы, столь благоприятные для знаменитых щеботанских вин, оставались позади, и поезд прибрежной линии начал неторопливо огибать дымные земли Нидергландов[62]. Дик спал, а Мокриц смотрел на пролетающий мимо пейзаж, гадая, сколько еще испытаний ждет их впереди. Он поглядывал из окна на болота, чувствуя смутное облегчение от того, что поезд не остановится, пока не выберется на твердую почву маленького городка Шанкидудль, главного экспортера беговых лошадей. «Это хорошо», – думал он. Отсюда до Нидергландов вела долгая петляющая пешая тропа, и, если не знать этой тропы, тебе нечего было там делать.

Дождь заливал Столатский вокзал, вода ручьями текла с крыш, а люди торопились спрятаться, ища спасения от потопа. В тихой кофейне Марджори Пейнсворт было сухо, и в качестве дополнительного утешения в этот жуткий вечер она выставила на продажу горячие булочки. Здесь нашла себе тихую гавань юная троллиха, которая неуверенно болтала ложечкой в чашечке плавленой серы в ожидании поезда. Она наблюдала за приходящими и уходящими людьми и очень удивилась, когда один гном указал на стул рядом с ней и спросил:

– Прошу прощения, это место занято?

Хрустке никогда особо не приходилось иметь дела с гномами, но с той поры, как разрешился конфликт в Кумской долине, прошло уже немало времени, и было вполне естественно пообщаться с гномом, особенно учитывая, что этот был прилично одет, да и выглядел по-человечески – анк-морпоркский гном, как их называли. Поэтому она улыбнулась и сказала:

– Прошу, присаживайся. Не правда ли, слишком ненастная погода для этого времени года?

Гном отвесил поклон, присел и сказал:

– Прошу простить мне это вторжение, но мне несказанно приятно слышать в речи такие слова, как «ненастная». Так и представляешь себе картину, не правда ли? Довольно серую, но тем не менее… Ах, прошу меня извинить, совсем забыл о приличиях! Позволь представиться: Друпи Доксон к твоим услугам, госпожа, и позволь мне заметить, что ты прекрасно говоришь на гномьем.

Хрустка огляделась по сторонам. Люди продолжали прибывать, спасаясь от дождя, и убывать, когда приходил поезд. Все-таки Сто Лат был крупнейшим железнодорожным узлом, почти все поезда проходили здесь. Она и сама держала ушки на макушке и ждала, когда дежурный объявит о прибытии ее поезда, но все-таки ответила:

– Твое понимание тролльего также вызывает восхищение, если хочешь знать. Могу ли я поинтересоваться, куда ты держишь путь?

Гном снова улыбнулся:

– Я библиотекарь из Клатча. Не так давно я похоронил своего отца под Медянкой.

Хрустка проглотила смешок и сказала:

– Прошу меня извинить, соболезную по поводу твоего отца, но это удивительно! Я ведь тоже библиотекарь, служу в библиотеке алмазного короля троллей!

– О, Алмазная библиотека! Увы, нам до сих пор закрыт в нее доступ, даже несмотря на знаменитое мировое соглашение. Я бы все на свете отдал, чтоб хоть одним глазком взглянуть на нее.