Город без надежды - Марина Дементьева

Я ещё пыталась протестовать, на чём-то настаивать, пыталась сделать хоть что-нибудь, а мерзкий голосок ядом вливался в сознание: что толку, он уже мёртв. Он мёртв с той секунды, когда пули вошли в тело, но тогда ему было за что бороться. Смерть дала отсрочку. Он не мог завершить путь, не дойдя полшага. И вот все долги отданы.

- Всё будет хорошо, Виллоу. Теперь всё будет хорошо. - Он тяжело сглатывает, вес его тела почти полностью ложится на меня. - Виллоу. Обещай мне.

- Что угодно...

Он с усилием распахивает глаза и задерживает ускользающий взгляд на моём лице.

- Будь счастлива. Помни, ты мне это должна.

Я зажмурилась, сцепляя зубы. Скажу хоть слово, и уже не сумею удержать рыданий. Как могу обещать это?..

- Ты обещала, - непреклонно требует Кристиан, и я не выдерживаю, отвожу взгляд. - Ну же, не плачь, - шепчет он, и сомкнувшиеся на моём плече пальцы сонно разжимаются. - Лучше улыбнись. Хочу ещё раз увидеть твою красивую улыбку.

Вместо этого я разрыдалась, тычась лицом в мокрое от воды, крови и слёз плечо. Кристиан вздохнул, тяжело и очень устало.

- Улыбнись, Виллоу... ради меня.

И я улыбалась, кусая губы, ослепшая от слёз. В груди ширился, подступая к горлу, звериный вой. Улыбалась, пока не почувствовала, что он уже не дышит. И тогда закричала, и мой крик перекрыл грохот падающей воды.

Мне казалось, что и я умерла тоже, в тот же миг. Или стою на пороге смерти. Я видела то, чего не может видеть живой человек.

Они были повсюду, и всё прибывали. Они наводнили бетонные берега подземного бассейна и скрыли всю поверхность рукотворного озера, от самой плотины; они выступали прямо из белоснежных каскадов.

Меня окружали тени тех, кого уже не было в этом мире. Они парили над водой, и влажная гладь оставалась неподвижной. Ещё немного, и у меня, едва-едва восемнадцатилетней, разорвалось бы сердце. Слишком много было в нём любви и гнева.

- Убирайтесь! - кричала я, отмахиваясь рукой, расплёскивая воду. - Зачем вы пришли теперь? Забрать его? Оставьте его мне! - Безнадёжно вцепляюсь в Кристиана, в потерянный, на миг обретённый и навечно отнятый дар. - Пожалуйста, умоляю... оставьте...

Они не отступают, но и не приближаются, мой загнанный взгляд мечется, не задерживаясь на лицах, но узнаёт... даже теперь, даже так - узнаёт.

- Вы все оставили меня. Почему вы все ух`одите?! Почему?.. - Изнемогающая обескровленная любовь берёт верх над гневом. - Возьмите, возьмите и меня с собой! Папа?..

Я почти не знала его. Но меня направляет знание высшего порядка.

Не старый ещё мужчина, но светлые когда-то волосы почти полностью поседели. Покачивая головой, он виновато отводит взгляд.

Невысокая хрупкая женщина за его спиной теребит кончик алого шарфа, прячет глаза. Это ты, мама?.. Как мне стать счастливой, мама?

Паук кажется выше и моложе. И обе руки у него целы. Он не опускает глаз, но отрицательно качает головой. У меня пережимает горло.

Дядюшку Адама изменило счастье, но добрый старик стыдится это показать. Где-то там он счастлив, пока я остаюсь мучаться здесь. Что он обрёл, воспарив над Эсперансой? Или кого? За ним колышутся чьи-то силуэты, но всё расплывается от слёз. Сияние слепит глаза.

Я вижу Ханну, юную и прекрасную. И Дэнни рядом с ней всё так же молод, как в миг, когда шагнул в вечность. Разве не с ними должен быть Кристиан? Но его нет.

- Верити...

Я уже не могу плакать, вместо всхлипа вырывается протяжный вздох. Тяжело дышать. В волосах сестры блестят от капелек воды нездешние синие цветы, которые я когда-то ей подарила.

Я знаю, что ей многое хочется сказать. Но она делает над собой усилие и улыбается сомкнутыми губами. Моя гордая сестра. Я не могу слышать её слов, но они отчётливо звучат в моём сердце. За всё в этом мире нужно бороться. За справедливость, за счастье, за любовь. У тебя есть силы, сестрёнка. У тебя есть сила. Сделай это, Виллоу. Мы поможем.

Они опускались мне на плечи, их бесплотные руки. Неосязаемые, они вливали осязаемые силы. И я почувствовала себя чем-то б`ольшим, чем девочка Виллоу.

Во мне оживает позабытая сказка дядюшки Адама про озеро слёз, исцелившее смертельные раны. Во мне откликается чистая вера Ханны и несгибаемая сила Верити. Я склоняюсь к Кристиану и тихо шепчу ему, касаясь тёплой щеки губами:

- Я буду улыбаться для тебя, Кристиан. И плакать, и смеяться. Я буду встречать с тобой закаты и рассветы, и думать о тебе, и видеть с тобой сны. Я буду любить наших детей. Я буду с тобой, столько, сколько ты захочешь.

Тогда мне не было дела до того, как тонны воды разом очищаются от вредных примесей. Как исцеляется земля Эсперансы. Как налетевший ветер разгоняет вечный смог над городом. Я не видела ничего этого, но видели они: Эмбер и Эш, Скай и Грэм, Алек и Милен, и многие другие, люди, которых я ещё не знала тогда, люди, благодаря которым Эсперанса освободилась от власти вечно голодного чудовища. Люди, которые и были - Эсперанса.

Всё это стало важным после, а в те минуты имела значение только кровь, растворённая в воде, и вновь вскипевшая на поверхности. Потянулись розовые струйки, лёгкие, как сигаретный дым... Сперва бледные и редкие, но вот уже вода сплошь окрасилась в один цвет. Кровь втекала в раны, возвращаясь в покинутое тело. А когда впиталась последняя капля, раны закрылись, не оставив никакого следа, даже прорех на одежде.

- Спасибо, - шепнула я всем тем, кто таял в отблесках нездешнего света. Они стирались, словно карандашные наброски, но я уже знала, что видеть не обязательно. От этого они не станут дальше.

- Виллоу?..

Кристиан недоумённо озирался, проводя руками по телу. Удивлялся тому, как легко дышится без пуль в груди.

Я протянула руку, прикосновением ладони стирая шрамы. Улыбнулась в широко распахнутые светлые глаза и потеряла сознание.

Разлепляю ресницы и вижу смутно знакомую картину. Розоватый луч - то ли первый рассветный, то ли из последних закатных - отражается от перекрестья штатива возвышающейся надо мной капельницы. Немедленным откликом на этот удручающий вид приходит тошнота. Но, по крайней мере, крючки капельницы пусты, и катетер вынут из моей руки. На внутренней поверхности локтя остался аккуратно прилепленный пластырем ватный тампон.

Комната незнакома. Стены выкрашены в спокойный бежевый цвет, кажущийся где-то белым, где-то розоватым в нынешнем промежуточном освещении. У дальней стены стоит стеклянный стеллаж, доверху заполненный какими-то коробками и пузырьками.

Я лежу на передвижной кушетке с металлическими поручнями по бокам. Сбоку откатная тумба со сложными приборами; сейчас мониторы отключены, провода свёрнуты. Под головой восхитительно мягкая подушка, но спать я уже просто не могу. Чувство такое, будто проспала половину жизни, не меньше.