Надрез - Марк Раабе

Дэвид все еще смотрит на фриз стола. Резной олень трубит.

– Ему было одиннадцать лет. Всего лишь одиннадцать лет.

– А какой вариант вы бы предпочли? – Доктор Эсслер заглядывает ему в глаза.

– Вы… вы о чем? – ошеломленно спрашивает Дэвид.

– Вы бы предпочли, чтобы выяснилось, что это сделал он? Или нет?

– Я просто хочу ясности, – смущенно бормочет Дэвид.

Вздохнув, Ирена подается вперед, опустив тонкие руки на стол.

– Доктор Дресслер диагностировал у вашего брата шизофрению с приступами бреда и паранойи. По его мнению, болезнь прогрессировала в результате тяжелой травмы, смерти родителей.

– Это я тоже прочел. Но что это значит?

– Я думаю, доктор Дресслер ошибся с диагнозом.

Дэвид потрясенно смотрит на нее.

– В отчетах о состоянии вашего брата до госпитализации говорится, что он обладал интровертированным типом личности, но при этом периодически страдал от приступов ярости, часто необоснованной. В приюте принцессы Елизаветы он несколько раз нападал на директора и избивал других детей, всегда оправдывая свое поведение тем, что кто-то хотел навредить ему или вам, его младшему брату. На первый взгляд – типичные симптомы бреда и параноидального поведения. Эту гипотезу подтверждал и тот факт, что Габриэль начал разговаривать сам с собой и называть себя Люком. Неудивительно, что доктор Дресслер сразу же предположил шизофрению.

– Но почему вы считаете, что этот диагноз неверен?

– С точки зрения современной медицины я бы сказала, что ваш брат страдал от посттравматического расстройства и шизоидного расстройства личности.

Дэвид недоуменно смотрит на нее.

– Шизоидное расстройство личности и шизофрения – разве это не одно и то же?

– В этом-то и проблема. Вероятно, изначально Габриэль страдал от тяжелого посттравматического расстройства. Но изначальная причина травмы была определена неверно. К примеру, обратимся к расшифровке магнитофонной записи от седьмого мая 1986 года. Если рассматривать записанный бред Габриэля не как проявление паранойи, а как флешбэк, то есть репереживание того, что случилось на самом деле, перед нами предстает совсем иная картина.

– Что вы имеете в виду?

– Представьте себе, что к вам поступает пациент, проявляющий агрессию. Вы знаете, что несколько лет назад он обнаружил тела своих убитых родителей, а затем его дом сгорел дотла. Теперь пациент все время говорит сам с собой и ему повсюду мерещатся заговоры, направленные против него или его брата. Естественно, вы будете склонны объяснить его агрессивное поведение чувством бессилия. К тому же кажется резонным, что теперь пациенту весь окружающий мир представляется враждебным. В конце концов, кто-то убил его родителей и уничтожил его мир, верно?

– Безусловно.

– Вот видите. Итак, вы диагностировали у пациента паранойю. И теперь все, что он говорит, вы будете рассматривать сквозь призму этого диагноза.

Дэвид медленно кивает.

– Вспомните расшифровку магнитофонной записи от седьмого мая 1986 года. У вас пациент с паранойей, который ведет бессвязный разговор с кем-то, кого на самом деле не существует. Судя по его бреду, кто-то ему угрожает. А потом он говорит, что держит в руке револьвер. Рассказывает, что нажимает на курок и в кого-то стреляет, что его отец присутствует при этом. И кроме того, там есть какое-то зловещее чудовище. Что бы вы предположили, основываясь на данных о вашем пациенте?

– Я бы предположил… – растягивая слова, произносит Дэвид, – что он бредит.

– Но что вызывает именно такой бред?

– Наверное, он чувствует себя виноватым в том, что не смог помочь родителям. Наверное, он жалеет, что тогда у него не было при себе оружия.

– Итак, налицо чувство вины. Превосходно. Впоследствии вы, скорее всего, подумаете, что, поскольку он не смог помочь родителям, у него сложилось впечатление, что таким образом он – метафорически – застрелил отца, хотя на самом деле никогда не целился в него.

Дэвид внимательно ее слушает.

– По крайней мере, именно так и решил доктор Дресслер. Он был уверен, что Габриэль страдает от бреда, характерного для параноидной шизофрении. Поэтому изначально назначил лечение электрошоком.

– Электрошоком? – в ужасе переспрашивает Дэвид.

– В документах значится ЭСТ – электросудорожная терапия.

– О господи!

– На сегодняшний день ситуация с этим типом лечения лучше, элекрошоковая терапия считается эффективной в лечении пациентов с маниакально-депрессивным психозом, но редко применяется при шизофрении. Впрочем, в те годы ее использовали чаще и не так церемонились с пациентами: электрошок применяли без анестезии.

– Но какой лечебный эффект могли принести такие мучения?

– Из-за пропускания тока начинается судорожный припадок, происходит что-то вроде «встряски» мозга, «перенастройка», и формируются новые нейронные связи. Кроме того, побочный эффект этой терапии состоит в том, что пациенты становятся спокойнее.

– Доктор Дресслер лечил шизофренический бред моего брата электрошоком?

– Он полагал, что это шизофренический бред. Никто и не думал, что речь может идти о флешбэках, вспышках воспоминаний о том, что действительно произошло. С этой точки зрения у Габриэля не было ни паранойи, ни бреда. Он пережил травму, столь ужасную, что из его памяти вытеснились воспоминания о той ночи. Несколько лет спустя, в ситуациях, в которых, вероятно, присутствовали запускающие память раздражители, эти воспоминания возвращались к нему – в форме флешбэка или интрузии.

– Интрузии? – Дэвид нахмурился.

– Интрузия по сути своей похожа на флешбэк, но если при флешбэке человек вспоминает образы прошлого, видит их как странно смонтированный фильм на экране перед своим внутренним взором, то при интрузии у человека вдруг возникают те же чувства, которые он пережил в момент травмы. И травма переживается им вновь и вновь.

– Звучит ужасно.

– Так и есть, так и есть. А теперь представьте себе, что ваш брат испытал подобный флешбэк или интрузию и непосредственно после этого его подвергают электрошоковой терапии.

– Как вы думаете, как это повлияло на него? – шепчет Дэвид.

– Я бы предположила, что речь идет о ярком примере негативного кондиционирования, то есть формирования связи стимул-реакция. У Габриэля флешбэк – его бьют током, и его мозг запоминает: «как только я вспоминаю ту ночь, меня наказывают электрошоком». Реакция сознания на кондиционирование весьма прагматична. Оно просто все вытесняет. Короче говоря, Габриэль не страдал от бреда, он вспоминал. Ему нужна была помощь, но вместо этого ему говорили: «Ты безумен», «Ты опасен», «С тобой что-то не так». А ведь это надежный способ свести с ума кого-то. Вероятно, из-за этой ситуации он лишился последних воспоминаний о той ночи.