На злодеев глаз наметан - Энн Грэнджер

Флора вышла последней. О ней все словно забыли. На девушке была небольшая траурная шляпка с вуалью, расшитой черными листьями. Склонив голову, Флора последовала за дядей, теткой и мачехой. Мария Тапли один раз оглянулась на нее, но в целом у меня сложилось впечатление, что Джонатана и его жену куда больше тревожит вдова.

Гроб внесли в церковь. Родственники последовали за ним, а мы, остальные, вошли за родными. Наше небольшое собрание казалось еще более скромным в просторной красивой церкви с белой с золотом отделкой. После короткой службы все вышли. Мы с Беном и миссис Джеймисон снова забрались в экипаж Уолли. К нам присоединился суперинтендент Данн. Мы тронулись в путь за катафалком, фамильной каретой и экипажем, в котором ехали Торпы, майор Гриффитс и «Джон Буль». Кроме того, приехавшие из Харрогита взяли к себе бывшую гувернантку. Мы направлялись к скромной железнодорожной станции, расположенной неподалеку от вокзала Ватерлоо. Оттуда начиналась частная линия, которая вела к огромному кладбищу в Бруквуде, получившему название «Лондонский некрополь». Кладбище находилось примерно в двадцати пяти милях от Лондона.

К тому времени, как носильщики погрузили гроб в один вагон, а сопровождающие собрались в другом, к нашему собранию присоединились еще двое – судя по всему, супруги, довольно пожилые и бесстрастные. Они не представились, по пути ни с кем не разговаривали. Не припомню, чтобы я видела их в церкви. Мне даже показалось, что они ошиблись и явились не на те похороны. Не только мы ехали в Бруквуд. В тот день хоронили еще двоих. Не знаю, заподозрили ли они путаницу, если вообще что-нибудь заметили. Но если так, они сидели в вагоне с поистине британской невозмутимостью.

Миссис Джеймисон как завороженная смотрела то на Викторину, то на Джонатана Тапли. Наконец, хорошенько рассмотрев француженку, она перевела взгляд на Джонатана и пристально смотрела на него всю дорогу до Брукву-да, хотя, если ей казалось, что он что-то заметил или кто-то наблюдает за ней, она быстро отводила глаза в сторону или опускала голову. Однажды она перехватила мой взгляд, поняла, что я все вижу, и густо покраснела. Неудивительно, подумала я, что ей трудно связать такого преуспевающего человека со своим бедным тщедушным жильцом. Наверное, она гадает, почему Томас Тапли окончил свои дни в ее скромном доме, имея таких богатых родственников.

Флора не поднимала вуали, листья, украшавшие ее, почти полностью скрывали лицо. Иногда вагон покачивался, вуаль приподнималась, и тогда, словно в волшебном фонаре, я видела то глаз, то уголок губ или щеку; лицо ее застыло в загадочном полумраке. Вдруг у меня появилось странное чувство: если внезапно убрать вуаль, за ней не окажется Флоры, а только фарфоровое кукольное личико. Время от времени тетя Мария поглядывала на девушку, но ничего не говорила и не утешала ее, даже не клала ей руку на плечо. Флора, что называется, держалась стойко, а ее чувства для миссис Тапли, видимо, были не важны.

На станции Некрополь было две платформы: одна для сторонников англиканской церкви, другая – для остальных. Казалось бы, неизвестная парочка получила возможность незаметно ускользнуть и подождать «своих», но они остались с нами. Может быть, они все-таки пришли на похороны Томаса Тапли.

Двадцати пяти миль оказалось недостаточно, чтобы увезти нас от лондонского тумана. Над могилами повисла довольно плотная дымка. Кладбище предназначалось для упокоения лондонцев, для которых почти не осталось места в самом городе и чьи родные могли себе позволить купить здесь участок. Между деревьями и вокруг надгробных камней и памятников змеился туман. День выдался сумрачный, солнечные лучи не могли пробиться сквозь плотную завесу облаков.

Мы медленно двигались по дорожкам кладбища. Под нашими ногами хрустел гравий. Мы проходили мимо затейливых каменных урн, мимо ангелов с обращенными на нас невидящими глазами, с распростертыми крыльями, которые никогда не поднимут их каменные тела в небо. Становилось все холоднее. Туман с каждой минутой густел. Мы продвигались медленно, а идти пришлось довольно долго. Когда мы добрались до нашего участка, уже начало темнеть. Священник, который приехал вместе с нами из церкви в карете Тапли, произнес все необходимые слова, и гроб с телом бедного Томаса Тапли опустили в могилу. Пахло сырой землей. Все повернули назад, к станции, откуда нам предстояло вернуться в Лондон.

Теперь, когда главное было сделано, все ощущали явное облегчение. Наша организованная процессия несколько нарушилась и стала больше похожа на разрозненную толпу. Отдельной группкой держались представители похоронного бюро. Невозмутимые муж с женой наконец-то подошли к Джонатану и Марии и, видимо, выражали им свои соболезнования. Супруги Тапли принимали их хладнокровно, хотя сильно подозреваю, они понятия не имели, кто эти люди. Вдова Тома отстала и шла в одиночестве. Бен беседовал с майором Гриффитсом. Суперинтендент Данн оживленно разговаривал с «Джоном Булем». Маленькая гувернантка перешептывалась с поверенными, а Флора…

Я обернулась, ощутив внезапную тревогу. Где Флора? Я быстро огляделась по сторонам. Увидела лишь деревья, надгробные камни и каменные фигуры на постаментах.

Я громко выкрикнула ее имя, не обращая внимания на то, что такое поведение неприлично:

– Флора!

Наша процессия окончательно распалась. Все завертели головами.

– Куда она запропастилась? – пробурчал Джонатан.

Его жена, пронзительно завопив, откинулась назад, и ее довольно неловко поддержал священник. Четыре джентльмена из Харрогита разделились и разбежались в разные стороны. Полный джентльмен в бриджах кричал «Эй!», как будто он находился на охоте. Мы увидели, что он куда-то тычет пальцем. Среди деревьев, трудноразличимая в полумраке и тумане, двигалась какая-то странная фигура; ее очертания все время менялись. Вдруг, когда фигура отделилась от деревьев, стало видно, что там борются мужчина и женщина. Все мужчины, включая носильщиков, бросились в ту сторону. На месте остался лишь священник, который по-прежнему поддерживал Марию Тапли. Бен кричал: «Стоять! Полиция!» Мужская фигура отделилась, а женская упала на землю. Данн завопил: «Эктор Ма! Черт побери, там Эктор Ма! Держите негодяя!»

И тут началось нечто невообразимое: мужской силуэт метался между памятниками и надгробными плитами. Преследователи разделились, пытаясь отрезать ему пути к отступлению. Мария Тапли пришла в чувство и вместе с гувернанткой бросилась к лежащей на земле Флоре. Священник, в развевающемся стихаре, поспешил за ними, прижимая к груди молитвенник и стараясь сохранять подобие достоинства. Я поискала взглядом Викторину и увидела, что она тоже бежит, но не вместе с остальными. Она резво устремилась в противоположную сторону.

Подобрав юбки, я бросилась за ней. Я не знала, куда она направляется и с какой целью. Никто не мог преградить ей путь, чтобы помочь мне. Я бежала изо всех сил, перепрыгивая через могилы и ускоряя бег на траве. Она обернулась, увидела, что я бегу за ней, и припустила быстрее. Но я была моложе и крепче. Расстояние между нами сокращалось. Неожиданно Викторина нагнулась, подняла с земли маленькую мраморную вазу для цветов и, прицелясь, с силой опытного игрока в крикет метнула ее в меня. Я вовремя уклонилась, и ваза просвистела у меня над головой. Погоня возобновилась. Но она потратила много времени на бросок… Я почти поравнялась с ней и, напрягая последние силы, рванулась вперед и схватила ее за юбку.