Убийство в приличном обществе - Энн Грэнджер

Однажды я встретил человека, который собирался совершить убийство. Конечно, заранее я ничего не мог предугадать, как, наверное, и сам будущий убийца. Преступление вполне могло остаться всего лишь смутной мыслью, дурным сном, игрой воображения. И даже задумай он черное дело, он вполне мог испугаться, прийти в ужас. А может, его оттолкнуло бы от края пропасти вполне естественное отвращение. Достаточно было одного слова. Я мог бы удержать его, если бы, например, спросил, куда он направляется, или посоветовал не забывать об осторожности, то есть поступил так, как положено поступать стражам порядка. У него оставалось достаточно времени, чтобы все обдумать. Заговори я с ним, и он, возможно, отказался бы от своего ужасного замысла. Но мы с ним разминулись, и в результате погибла женщина.

Я перешел в уголовный розыск, прослужив в полиции совсем недолго, всего пару лет. Поводом стала Всемирная выставка 1851 года. Мне полагалось смешаться с толпой и ловить карманных воров и фальшивомонетчиков среди посетителей огромного Хрустального дворца в Гайд-парке. Вначале я добился кое-каких скромных успехов, но вскоре понял, что представители так называемого криминального мира способны вычислить стража порядка практически мгновенно, стоит ему появиться, независимо от того, в форме он или в штатском.

Как бы там ни было, с тех пор я служу в уголовном розыске, штаб-квартира которого располагается в Скотленд-Ярде; со временем меня повысили, и я стал инспектором. Не хочу хвастать, но, по-моему, это совсем неплохо для парня, начавшего трудовую жизнь дверовым[1]на шахте в родном Дербишире. Именно оттуда я приехал в Лондон искать счастья.

Всемирная выставка произвела на меня сильное впечатление. Мне и раньше доводилось видеть всякие машины и механизмы, но я и представить себе не мог те чудеса, которые показывали в Хрустальном дворце. Вниманию публики предлагались всевозможные замечательные изобретения. Посетители любовались роскошной мебелью и домашней утварью, достойной самой королевы. Там было все, о чем можно только мечтать; по обширной территории гостей возил настоящий паровоз.

Однако на выставке не хватало одного экспоната или, точнее, явления, которое играет в жизни Лондона большую роль. Оно напомнило о себе в тот вечер, когда я шестнадцать лет спустя возвращался домой с работы. Дело было в начале ноября 1867 года. Ничего подобного нельзя найти ни в одном другом городе мира. То, о чем я говорю, сделано не из металла, дерева, фарфора, глины или материи; оно не зародилось в головах ученых или ремесленников. Явление, о котором идет речь, не обгоняет вас, грохоча, изрыгая клубы дыма и плюясь маслом. Оно не отличается красивой окраской, так как бывает либо грязно-желтым, либо тускло-серым. Оно молчаливо и образуется от испарений большого города. Я имею в виду лондонский туман.

Лондонский туман похож на живого зверя. Он неожиданно подкрадывается к вам и вдруг окутывает со всех сторон. Забивает рот и нос, вползает в горло. В тумане ничего не видно. Иногда он такой густой, что играет с прохожими шутки. Кажется, что его можно ухватить, как вату. Но поймать его, конечно, невозможно. Он просачивается между пальцами, и только отвратительный запах липнет к одежде, волосам и коже. От него бесполезно прятаться. Даже если вбежать в дом и захлопнуть за собой дверь, туман проникнет за вами в гостиную.

В тот день туман сгустился ближе к вечеру; к четырем часам его липкие щупальца протянулись из центра Лондона до самых городских окраин. Работы у нас было мало, что, наверное, объяснялось плохой погодой. Даже воры и бандиты в туман предпочитают отсиживаться дома. Сидя в своем крошечном кабинете, я наблюдал в окно за тем, как город накрывает густая пелена. Солнце изредка показывалось из-за толстой серой завесы, постепенно клонясь к закату. Наступили сумерки. В здании благодаря газовому освещению было вполне светло, но за окнами хозяйничал туман. Он словно смеялся над нашими попытками отгородиться от него. Приходившие с дежурства констебли кашляли и уверяли, что невозможно разглядеть собственную вытянутую руку. Когда я вышел на улицу, в тумане действительно ничего не было видно.

Суперинтендент Данн ушел с работы в четыре, невнятно пробурчав что-то о званом ужине, на который им с супругой никак нельзя опоздать. Я сомневался в том, что они успеют вовремя — в такую-то погоду… Даже если суперинтендент быстро доберется до дому, как они с миссис Данн попадут в Кемден, куда их пригласили?

— Вы, Росс, тоже ступайте домой, — распорядился в заключение мой начальник.

Поймав Данна на слове, я вышел с работы вскоре после него. На другой берег я собирался перейти не по Вестминстерскому мосту, как обычно, а по мосту Ватерлоо. В ясную погоду добраться до моста ничего не стоит. Но в тумане я брел три четверти часа, а по пути натолкнулся на дюжину препятствий, прежде чем по усилившейся вони догадался, что дошел до набережной Темзы, которую тогда строили. Из-за тумана работы пришлось приостановить.

Отвратительный запах шел от самой реки. Над поверхностью воды расползались испарения, которые не могли подняться выше. Они смешивались с вонью иного происхождения. Что только не сбрасывают в Темзу! Спасибо мистеру Базалгетту, создавшему замечательную систему канализации. Его изобретение призвано избавить нас хотя бы от одного источника грязи. Но в реку попадает мусор с кораблей и лодок. Живущие на берегу тоже выбрасывают в Темзу всякие отходы — им так проще.

В воду попадают и останки. Чаще всего в реке плавают трупы животных, но попадаются и человеческие. Убийцы сталкивают в воду тела своих жертв. Самоубийцы бросаются с мостов. Я рад, что служу не в речной полиции. Свою лепту в общую вонь вносит и паровозная копоть — как известно, на южном берегу находится вокзал Ватерлоо. Но к запахам вокзала я привык, потому что живу недалеко и каждый вечер мимо него возвращаюсь домой.

Наконец, я добрался до огромного девятиарочного гранитного моста. В будке, где взимали плату за проход, никого не было. Наверное, служитель решил, что в такую погоду никто не решится перейти на тот берег. Не видно было и экипажей. Даже в хорошую погоду по мосту Ватерлоо движется мало повозок и карет: лондонцы по натуре своей люди экономные, деньгами не сорят и, если есть возможность, переправляются через реку в других местах. Насколько я понимаю, расходы тех, кто вложили средства в строительство моста, так и не окупились. Ходят даже слухи, что правительство со временем примет мост на свое содержание. Тогда плату за проход отменят, зато увеличат налоги.

Я благоразумно шагал вдоль каменного парапета с левой стороны, каждые несколько минут ощупывая его рукой. Спустя какое-то время мне стало очень одиноко в мире безмолвия. До меня доносился лишь приглушенный рев сирены, подающей сигналы судам во время тумана. Речные суда в основном пережидали туман на якоре. От предупредительных огней сейчас не было никакого толку. Через равные промежутки на мосту стояли фонари, также бесполезные в такую погоду; их тусклый свет разливался лишь на несколько дюймов. Мои шаги по каменной мостовой отдавались гулким эхом. Я плотно замотал шарфом нижнюю часть лица и прикрывал нос, но проклятый туман все же заползал в горло, вынуждая меня то и дело откашливаться.