Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это из романа Василия Аксенова «Остров Крым», который он дописывает в Коктебеле летом 79-го года.
Так вот, в том поселочке среди грузовых причалов имелось десятка два борделей на любой вкус, словом, мини-Гонконг. В двух шагах от этой прелести советский работник за границей, чтоб избавиться от своего шофера, предлагает ему махнуть в этот поселок. В душу многоопытного шофера в чине не ниже майора вкрадывается сомнение:
«Обнаружат меня – конец карьере, отстранят от руля, придется влачить остаток жизни на родине». И тут же, встык, в голове понеслось: «Да гори все огнем – жизнь проходит, и в итоге будет мучительно горько и обидно за бесцельно прожитые годы, да вот как закачусь на три дня к блядям – пусть хоть из партии вычистят, все равно я за три дня с тамошними девчонками и гомиками такое увижу, чего вы, дорогие товарищи, даже в массовом масштабе за всю жизнь не увидите».
И если бы дело было только в борделях, яхтах и пляжах. С фривея видны фермы. «Они, черти, умудряются снабжать чудеснейшими молочными продуктами свою страну, а сыры и ветчину еще экспортируют по Европе».
Эх, помните ли вы, что такое ветчина в 1979 году. Тонкий, продолговатый, телесного цвета ломтик с незабываемым кружочком в середине, отливающим перламутром. Ломтик, достойный Огюста Ренуара. Вступить в обладание им можно только с 8 до 9 вечера в продуктовой секции ГУМа, окнами глядящей на Мавзолей. Иногородних, приехавших в Москву на электричках и поездах за колбасой, в этот поздний час уже нет. Они потянулись назад к вокзалам. С 8 до 9 вечера – блаженное время в ГУМе. Это час интеллигенции и ветчины. В трехстах граммах – три ренуаровских ломтика на пергаментной бумажке. Рубль одиннадцать. Это дорого. 3.70 – килограмм. Иногородним в голову не придет так потратиться на голую эстетику. Больше трех кусочков и не дадут, хоть умри. Все знают и не просят. И вроде бы больше и не надо. Как будто эта ветчина на каждом шагу. Как будто это раз плюнуть, смотаться за ней через всю в Москву, к восьми вечера в ГУМ, как ко второму акту «Аиды».
Где-то в конце 79-го года эта ветчина исчезнет уже до конца советской власти. Тогда, в заказах, т. е. уже нормированно – талонов по пять на научную лабораторию или на коллектив учителей, – появится югославская ветчина в жестяных банках. Брикет прессованной ветчины сантиметров сорок в длину. Ее делили между коллегами на равные части, отмеряя пачкой сигарет «Столичные».
В 79-м году, по весне, на дверях продуктовых магазинов появляются написанные от руки объявления: «Масло – по 150 граммов в одни руки». Мамы детей, родившихся в 79-м, обязаны помнить, как стояли в очередях с грудными детьми на руках, чтоб предъявить их и купить масла на двоих. Дети кричали, и очередь кричала, что грудным масло не положено. Детского питания в магазинах в 79-м вообще не водится.
«Эх, фермы тут, эх, стада!» – вырвалось как-то у посольского шофера, везущего цэковского работника, находящегося в загранкомандировке. Тот быстро глянул на шофера, подумал: провоцирует или тайком восхищается?
И тут еще джунгли отлично организованной индустрии. И, конечно, нефть и газ, буровые вышки, перегонные, очистительные обогатительные заводы.
И местный авиакомплекс «Сикорский», выпускающий в числе прочего отличные, сверхвысокие вертолеты «Дрозд».
Весь этот совершенно западный набор – из «Острова Крым».
Однако обвинить Аксенова в низкопоклонстве перед Западом сложно. Все вышеперечисленное – ветчина, сыр, яхты, дома трудящихся, многочисленные дороги – создано в Крыму, который в 20-м году по чистой случайности не был взят красными. Врангель лет двадцать управлял островом. Теперь в столице Крыма есть площадь Барона. Столица – Симферополь, или Симфи. Весь в огромных, невероятных форм стеклянных небоскребах. Среди них в глубине, если смотреть с вертолетной площадки на крыше, стоит памятник Барону. И это естественно, что ему стоит памятник. При нем проведены внятные реформы, прежде всего земельная. Русский бизнес эффективен и талантлив. При нем принята демократическая Конституция. Крым становится осуществленной русской либеральной демократией. В парламенте – все партии: кадеты, коммунисты, Союз за возрождение Родины и престола, националистическая «Волчья сотня», крымские националисты. Крым многонационален – русские, татары, греки, турки, болгары, англичане.
Кроме того, Крым прекрасен и при нормальном ходе вещей становится мировым курортом, приносящим огромный доход.
Роман Аксенова – утопия, подчеркнутая утопия. Потому что Крым у Аксенова – не полуостров, а остров. Между аксеновским Крымом и СССР – пролив, перешеек перерезан, не только исторически, но и географически.
СССР это государство не признает. В советских средствах массовой информации его называют зоной Восточного Средиземноморья.
Этот Крым – кость в горле у советского руководства, потому что вечно напоминает о поражении времен Гражданской войны, а кроме того, потому что Крым процветает. Аксенов пишет: «С детства все знали о Крыме одну лишь исчерпывающую формулировку: «На этом клочке земли временно окопались белогвардейские последыши черного барона Врангеля. Наш народ никогда не прекратит борьбы против ошметков белых банд за воссоединение исконно русской земли с великим Советским Союзом».
Аксенов пишет: «Автором изречения был основной автор страны, и ни одно слово, конечно, не подвергалось сомнению». То есть формулировка по Крыму – сталинская. Аксенов – последовательный шестидесятник в том, что касается Сталина. В том смысле, что у него чувство к Сталину личное неугасающее, сохраняющее всю свежесть ненависти и боль, присущую людям антисталинского XX съезда.
Аксенов в «Острове Крым» отдает должное Хрущеву как автору послесталинской оттепели. Аксенов пишет:
«Вдруг Никита Сергеевич Хрущев, ничего особенного своему народу не объясняя, заключил с Островом соглашение о культурном обмене. Началось мирное сосуществование. В шестидесятые годы стали появляться первые визитеры с Острова. В ранние шестидесятые молодые островитяне производили сногсшибательное впечатление на москвичей и ленинградцев. Оказывается, можно быть русским и знать еще два-три европейских языка как свой родной, посетить десятки стран, учиться в Оксфорде и Сорбонне».
Оказывается, несмотря на все это, можно быть русским. Аксеновский Остров Крым лишен одного из главнейших признаков своего большого соседа – изоляционизма, намеренной отгороженности и подозрительности в отношении всего остального мира.
Советская пропаганда в связи с этим некоторое время даже представляла в СМИ Остров Крым международным притоном авантюристов и шпионов. Там стриптизы, американские базы, джаз, буги-вуги.
В подтверждение этого «однажды в пьяной компании какой-то морячок рассказывал историю о том, как у них на тральщике вышел из строя двигатель и они, пока чинились, всю ночь болтались в виду огней Ялты и даже видели в бинокль надпись русскими буквами «Дринк кока-кола».
Ни один город Острова Крым не опасен для советского человека так, как Ялта.