Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе

Может быть, Федоров сам по себе был не так уж плох, но, так или иначе, он промолчит и припомнит эту историю только в 47-м, когда Меркурьеву будут настоятельно предлагать вступить в партию. На собрании Федоров поднимется и скажет:

Меркурьев ответит:

И снова Федоров промолчит. Иначе теперь вопрос будет уже к нему: почему он, Федоров, пять лет скрывал врага народа.

На беспартийность Меркурьева обращают внимание после того, как он получает звание заслуженного артиста РСФСР. На предложение вступить в партию Меркурьев отвечает: «Я подумаю». С ним разговаривает его учитель и художественный руководитель театра Вивьен. Говорит: «Вася, у Ириши отец репрессирован. У тебя братья. Если ты сейчас не вступишь в партию, можешь навредить и себе, и Ирише, и своим детям, и племянникам».

Правда, партийность ничего не меняет в поведении Меркурьева. В том же 47-м году во время съемок фильма «Золушка» в квартире Меркурьева появляется гимназическая подруга Ирины Мейерхольд. Она вышла после 10 лет лагеря. Ее муж расстрелян в 37-м. Она будет жить в доме у Меркурьева. В 49-м ее снова посадят, еще восемь лет лагерей. Когда вернется, мать и дочь от нее откажутся, жить негде – она опять придет к Меркурьеву.

Надо сказать, меркурьевская квартира совершенно естественно принимает всех приходящих, приезжающих, ночующих и временно живущих. Это не дом знаменитых людей с отлаженным бытом и порядком. Здесь Ирина Всеволодовна Мейерхольд репетирует с актерами, которые приходят к ней за профессиональной помощью, даже когда ей запрещено работать после ареста отца. Здесь толкутся студенты, которых они с Меркурьевым в театральном институте учат драматическому искусству.

В самом начале 50-х, до смерти Сталина, в доме Меркурьева появляются еще две женщины – то ли вышедшие из лагеря, то ли раскулаченные. Совсем простые, нищие, без прописки. Одну Меркурьеву удается прописать в качестве родственницы.

Другая поселяется у Меркурьева на даче за сто километров от Ленинграда. Меркурьеву дачу дали в 46-м в аренду, и на нее постоянно покушаются разные организации. Приходят, замеряют комнаты, землю. Меркурьев то и дело ездит в райцентр отбивать свою дачу.

Когда в 46-м появляется эта дача, в семье Меркурьева восемь детей. Трое своих, трое детей убитого брата и еще двое, подобранных по дороге из эвакуации. Их мать найдется только в 48-м. Чтобы прокормить всех детей, на даче – корова, куры, свинья. Огород. Мать Меркурьева, как истинная швейцарка, мастерски делает сыр.

Дача стоит в лесу, в глуши. До станции восемь километров. Меркурьев счастлив, что у него есть дом, который далеко и отдельно от всего и всех. В Дома отдыха и Дома творчества он никогда не ездит. Меркурьев с женой возят на дачу продукты из Питера. Лошадь достать не всегда удается. Так и идут пешком и тащат сумки с едой. И летом, и зимой. Электричества на даче нет. Свечи и керосиновые лампы. Керосин экономят.

В общем, эта дача не имеет ничего общего с той, что в фильме «Обыкновенный человек», где Меркурьев играет известного оперного певца.

И домработница в кино не похожа на бездомную женщину из раскулаченных или лагерников, которая поселилась и помогает на даче Меркурьева.

Вспоминает сын Меркурьева Петр: «Ее зовут Вера Павловна Селихова. Она говорит очень много, очень громко и почти в каждую фразу вставляет матерное слово. На любую просьбу моей старшей сестры Анны реакция молниеносная и ласково-шутливая: «Чтобы я, домработница трижды лавреята Сталинской премии, едрит твою мать, да его дочери что-то делала? Чтобы я перед дочерью трижды лавреята навытяжку стояла?»

В начале марта 53-го года она входит в комнату сына Меркурьева и произносит: «Петя, отца-то нашего, едрит его, паралич разбил». Петя, ученик третьего класса, не сразу понимает, о ком идет речь, в первый момент пугается, переспрашивает: «Какого отца, тетя Вера?» – «Да Сталина – учителя-мучителя!»

Вошедший Меркурьев грозно говорит: «Вера!» Но Веру не остановить: «Ничего, Василий Васильевич. Петя уже большой. Пусть знает. Он никому не скажет».

Сын Меркурьева вспоминает, что до 53-го года он уже много раз слышал про Сталина от тети Веры: «Как только по радио начинало звучать «От края до края по горным вершинам, где горный орел совершает полет», тетя Вера выключала радио со словами: «Опять о родном и любимом, едрит твою мать. Опять «совершает помет».

Когда Меркурьев получит в 52-м третью Сталинскую премию, Вера немедленно и точно отреагирует: «Ишь, какой добрый, какой щедрый, – всплеснет она руками в адрес Сталина. – Небось на заем-то на всю премию подписаться заставят?»

Это нормальная советская практика: получал премию – отдай в счет государственного займа. Меркурьев пытается унять Веру. Чтобы хотя бы при детях не говорила лишнего.

Сын Меркурьева вспоминает:

Фраза не радостная, а горько-усталая.

Меркурьев никогда не принадлежал к тому большинству, которое не знало или говорило, что не знало, что творится в стране. Он знал все по своей семье. Это невообразимое постоянное напряжение: знать, понимать, при этом иметь публичную профессию, талант, темперамент и порядочность. И еще восемь детей на руках.

Он запросто мог не выжить. И дети могли сгинуть по детприемникам, как тысячи других детей. Но он жил, как считал нужным, на удачу, отважно. Значит, это все-таки возможно.

После смерти Сталина в доме Меркурьева ждут, что теперь вот-вот неизвестно как и откуда появится Мейерхольд.

В 1954-м Меркурьев снимается в фильме «Двенадцатая ночь». Шекспира играют в Крыму. Некоторые эпизоды снимают в Никитском ботаническом саду. В это время Ботанический сад носит имя Молотова. Когда в 57-м Хрущев сместит Молотова, его бюст снимут, а на постамент поставят бюст Ленина.

Как раз, когда идут съемки «Двенадцатой ночи», друг Меркурьева, известный актер и режиссер Охлопков, а также Завадский, Александров, Яблочкина, Симонов, Бабанова, Попов, Образцов пишут письмо в ЦК КПСС и Военную прокуратуру СССР с просьбой о реабилитации Мейерхольда.

Меркурьев вспоминает, как странно начался его первый разговор с Мейерхольдом. С Мейерхольдом не великим режиссером, а с Мейерхольдом – тестем. Меркурьев, стесняясь, говорит: «Я не сразу стал артистом. Я начинал гробовщиком. Да, я гробовщик». Мейерхольд в ответ мрачно пошутил: «Значит, я буду обеспечен гробом».