Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ткани лежали и ножны – не менее изукрашенные, чем сам клинок. При нужде они также становились оружием: я видел извивы, словно специально подогнанные под захват, чтобы ножны использовать как дубинку. Слегка утолщенный кончик внизу превращал их в подобие палицы с острым и увесистым шипом. Кроме того, в ножнах, в едва заметных выступах, обнаружились два узких стилета – они хитро вынимались, и их предназначение явно угадывалось по форме. У них совсем отсутствовала рукоять, само лезвие оказалось трехгранным и тяжелым – клинки для метания!
В футляре еще что-то гремело, и я, оставив меч, заглянул внутрь. Там обнаружился еще один сверток – сквозь ткань проступали очертания какого-то сложного устройства. Я вытащил и его. Когда было развернуто и это полотно, у меня закружилась голова…
На этот раз в моих руках оказался лук. И какой лук! Если меч поразил необычностью и качеством стали, то лук – совершенством форм. Это было великолепное, несерийное производство, и даже неспециалисту было ясно, что за ценность нашлась в куске грязной тряпки. Лук состоял из двух половинок, крепившихся друг к другу обычным ввинчиванием. Каждая имела сложно изогнутый рог, очень крепкий и отлитый, как мне показалось, из пластика. В отдельном мешочке лежал набор: тугая тетива в количестве двух штук, напальчник, защитный кожаный браслет… Все, что необходимо профессиональному лучнику. В футляре не нашлось только стрел – наверное, они остались в засыпанном землей и мусором помещении, из которого я так вовремя успел сделать ноги. Что ж, предстояло изготовить их самому. Но после того, как нашел такую вещь, вопрос стрел стал казаться далеко не сложным – надеялся, что справлюсь с этим достаточно быстро. О луке я уже думал раньше, мешало только отсутствие подходящего материала и то, что его не для чего было применять.
Выбравшись после долгих трудов наверх, еще раз рассмотрел свои находки – и отдал им должное неуемной радостью в виде громких восклицаний. Щенок, ткнувшийся любопытным носом, был немедленно отогнан прочь – я опасался, что он порежется об очень острое лезвие меча. Но тот вел себя осторожно, словно знал, что дотрагиваться до оружия не стоит… После падения и нахождения футляра всякое желание бродить по неизвестным развалинам пропало немедленно. Хотелось вернуться домой и испробовать приобретения в деле.
Я повернул назад. Щенок, которому было все равно, куда идти, послушно развернулся и забежал вперед. Пес всегда стремился первым разведать тропинку, по которой приходилось идти. Мы никуда не сворачивали. Дорога запомнилась хорошо, и я не терялся в выборе пути к переправе.
Через пару часов должен был показаться берег. Не успели мы преодолеть эти километры, как щенок, опять убежавший вперед, остановился как вкопанный и, поджав хвост, бегом направился в мою сторону. Меня охватило очень нехорошее предчувствие…
– И что на этот раз?
Я и не заметил, как перешел на шепот… Щенок прижался к моим ногам и лишь сверкал встревоженными глазенками. Он явно увидел – или унюхал! – впереди что-то такое, что ему не понравилось, но вот что? От волнения взмокли ладони. А если это люди? Но почему тогда я не чувствую радости – напротив, встревожен не меньше своей собаки? Эта тяжесть в груди появлялась всякий раз, когда следовало ожидать очередной неприятности. Я не знал, не мог объяснить, что со мной, – но чувствовал: там, куда мы направляемся, нас ждет что-то такое, встречи с чем (или кем) мне вовсе не хочется.
Рука сама собой легла на рукоять топора. Потом, опомнившись, я потянул к себе футляр, в котором лежали лук и меч. Оказалось, у ножен было еще отличное приспособление, позволявшее носить его на за спиной. Я торопливо нацепил их – и сразу ощутил уверенность в собственных силах. Проверив, как вытаскивается меч, я, стараясь говорить спокойнее, обратился к щенку:
– Ну? Пойдем посмотрим, что там?
При первом же моем шаге он заскулил и стал упираться. Мне это очень не понравилось – я полагал, что щенок не станет капризничать по пустякам. Но выяснить, что же его могло так испугать, было необходимо – чтобы не бояться самому!
Оставив его на месте – он даже не лаял, видимо сознавая, что может этим привлечь внимание, – отправился вперед. Когда я прошагал шагов двадцать, щенок сорвался с места и легко меня догнал.
– А ты не такой уж и трус…
Я улыбнулся – все-таки в этом лохматом клубке билось храброе сердце. Тем более что я прекрасно видел, как нелегко ему было решиться… Но не делал ли я большую глупость, отправляясь туда, куда так отчаянно не хотел ступать пес? Решив не нарываться, – мало ли? – свернул в сторону и стал взбираться на холм. Отсюда не просматривалось ничего подозрительного – только наша часть города, темной полоской выделявшаяся на той стороне реки. Что испугало щенка? Мы направились к берегу. Что бы ни шаталось в этой части города, ночевать я здесь больше не желал. Наша сторона все же была более родной и хорошо изученной… И там щенок не делал таких испуганных стоек. Мы прошагали около двухсот метров, когда он опять остановился – и, глухо, как-то очень по-взрослому зарычав, прижался ко мне. А потом я увидел, как на нем дыбом поднялась шерсть, отчего он стал чуть ли не вдвое больше! От удивления у меня не нашлось слов – такое случилось впервые! А в следующую секунду я заметил то, что заставило мое сердце сразу забиться учащеннее, и поудобнее перехватил копье.
Это были следы! И менее всего они походили на человеческие… Такие могли принадлежать только зверю. Вернее – нескольким… Следов было много – совершенно круглых, словно впечатанных в оплывавшую грязь. Впечатление такое, будто туда опустили и вытащили обратно чайные блюдца. Вот только у этих блюдечек имелись характерные выступы – когти! Я сравнил размеры следа с возможными