Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поднялся на холм. Он теперь стал не то что маяком, указывавшим на наш подвал, а чем-то вроде фетиша. При виде холма я, откуда бы ни возвращался, сразу наполнялся уверенностью в завтрашнем дне. Не нужно опасаться голодной смерти или непогоды – всегда можно укрыться в больших, надежных помещениях склада.
Во все стороны от холма простирались развалины города – где-то выше, где-то, наоборот, много ниже мест нашего обитания. Что ждало меня в будущем? И ради чего стараюсь, преодолевая все эти ухищрения природы, так осложнившие жизнь? Теперь я предполагал, что уже не один – где-то там, в неизвестном направлении, могли оказаться те, встречи с кем так жаждал. Но сколько времени пройдет, прежде чем произойдет эта встреча? Слишком далеко могли оказаться такие же одиночки, как я… А из собаки, как ни старайся, не сделать человека. Уйти в еще более дальний поход? Дойти до пределов, где земля упрется в горы, – и уже там продолжить поиски? Но есть ли в том смысл? Катаклизм все перевернул вверх ногами… И существуют ли теперь эти горы вообще? Вдруг они тоже провалились куда-нибудь в бездну! В городе я мог быть уверен в своем будущем… Был, конечно, еще один путь для разведки – Большой провал. Но даже мысль, что туда придется спускаться, приводила в трепет. Всю жизнь, всегда я боялся высоты. Это не просто трусость, а самая настоящая болезнь. Когда приходилось лазать по обрывистым склонам или стенам домов, душа сворачивалась в тугой комочек и пряталась куда-то ниже пяток…
Я обладал несметными богатствами – и не мог до них докопаться. Мог прожить годы, ни о чем не заботясь, – и с отвращением смотрел на ряды коробок и банок, забыв о том, как неистово желал их найти каких-то пару месяцев назад. Мог бродить где вздумается, делать что хочу – и никто не станет на пути. Но этого-то мне и не хватало. Я был один – не считая преданного пса. Сумасшествие, один раз овладевшее мной, кажется, стало возвращаться – или это действовал укус моего друга, полученный, когда я пытался его забрать из логова. Дни шли за днями; я чувствовал, что если ничего не поменяется, то скоро стану выть не хуже пса. Спасти меня от бешенства могла только постоянная занятость чем угодно. И лучшее, что смог придумать, – отправиться в новый поход!
Раньше, когда слышал, какие испытания наваливаются на психику человека, оставшегося вдруг в полном одиночестве, не мог понять – почему столько драматизма? Ну, нет никого… и что? Иной раз даже хотелось, чтобы все куда-нибудь исчезли и появилась возможность просто побыть в тишине. Дико, но мое желание сбылось… Сбылось так, что от этой мертвой тишины хотелось выть волком!
Только щенок – верная и неразлучная тень – сопровождал меня в вылазках и путешествиях. Он терся об ноги, выпрашивал ласку и внимание. А я, забываясь, порой начинал разговаривать с ним. Да еще и удивлялся, что не слышу ответной речи!
– Что ты там опять унюхал?
Пес увлеченно копался в очередной куче хлама. Его нос улавливал недоступные мне запахи – он поскуливал от переизбытка чувств, водил им по ветру и всеми четырьмя лапами старался прокопать нору в глубине этой кучи.
– Что, талант землекопа пропадает?
Щенок не оценил шутку. Гавкнув что-то, продолжал рыть свою яму. От нечего делать – мы не спешили – я присел рядом на слежавшуюся землю. Это была даже не земля – та взвесь, которая падала на мою голову всю зиму. Спрессовавшись под нескончаемыми дождями, она стала крепкой, как твердая порода. Только за пределами города, там, где почти не встречались каменные строения, она как-то разлагалась в почве и не затвердевала настолько сильно. Теперь я понимал, почему дикари, про которых случалось смотреть кино или телефильмы, всегда носили сзади какую-нибудь ткань. Повесив кусок пледа по их примеру, я сразу оценил такой способ предохранять кое-какие участки тела от неблагоприятного воздействия холодных камней. А ведь присаживаться на отдых приходилось часто, причем не на самые подходящие камни или глыбы… Подумав об этом, я с грустью усмехнулся – вот так! Одеваюсь, как дикарь, ем, как дикарь, – наверное, скоро стану и думать так же… Разве только что пока не охочусь – но что-то подсказывало мне, что это не за горами…
– Как ты думаешь, щеня, когда я начну сходить с ума?
Хорошо, что он меня не понял – я бы точно свихнулся, начни он смотреть на меня после этих слов с укоризной: что, мол, несешь, хозяин? Он рылся в яме – наружу уже торчал один хвостик.
– Смотри морду себе не оцарапай! Как я потом тебе ее лечить буду? Не пластырь же накладывать…
В ответ донеслось приглушенное сопение – он меня не слышал. Небосвод заметно потемнел – первый признак, что через несколько минут нас опять начнет поливать какой-нибудь дрянью. Я уже научился определять, когда пора сматываться в укрытие, и решил поторопить пса.
– Закругляйся! Нам пора!
Хвост вертанулся еще разок и замер. Из глубины донеслось приглушенное и злое рычание.
– Крыша поехала? Вылазь, тебе говорят!
Рычание стало еще более грозным.
– Что такое?
Какое-то нехорошее предчувствие заполонило грудь – словно знал, что щенок докопался до чего-то такого, что при ближайшем рассмотрении вряд ли может мне понравиться.
– Ну, чего там? – почему-то шепотом спросил я.
Мой пес понемногу – то ли боком, то ли пятясь, как рак, – выползал из отверстия. Он высвободил голову и грозно рыкнул – в голосе щенка уже слышалась будущая мощь! Он повернулся к яме задними ногами… и полил, как метят