Гейша - Фридрих Незнанский

– Это произошло ночью. Через некоторое время этот человек был застрелен.

Девушка судорожно сжала пальцы.

– Да? И что вы от меня хотите? – хриплым голосом прошептала она, не глядя в мою сторону.

– Насколько мне известно, вас не было в доме в ту ночь, когда убили вашего отца?

Она удивилась. Она не ожидала, что я сменю тему. Подняв на меня темные красивые глаза, она ответила голосом, приобретшим почти прежнюю уверенность:

– Да, я учусь в Королевской школе искусств в Стокгольме. Я срочно прилетела в Москву, когда узнала о смерти папы.

– И о том, что произошло в доме в ту ночь, вы, следовательно, знаете понаслышке? Кто же был в ту ночь в доме? Ваш дядя, который тоже, как я знаю, неожиданно исчез, ваша тетя и ваш брат… Где он?

В комнату буквально ворвалась полная женщина средних лет и, не глядя на меня, бросилась к Лоле.

– Все, достаточно! Визит окончен! Она не скажет вам больше ни одного слова! Какое вы имеете право врываться в дом и ее допрашивать? Я пожалуюсь в коллегию, если вы не оставите мою дочь в покое! – закричала она, загораживая от меня девушку, словно я собирался в нее стрелять.

– Мама! Прекрати, я сама разберусь!

– Я тебе запрещаю! Молодой человек, уходите, пока я не вызвала охрану.

Я поднялся с кресла.

– Всего хорошего. Извините, что доставил вам беспокойство.

В прихожей меня уже поджидал квадратный охранник. Я замешкался перед зеркалом, поправляя галстук, и даже провел расческой по волосам. Охранник недвусмысленно маячил в дверях, следя за каждым моим движением. Он был вооружен газовым пистолетом. Интересно, а огнестрельное оружие у кого-нибудь из них имеется?

Грязнов был прав. В этом доме творится что-то неладное.

– Немедленно собирайся, ты едешь ко мне! – доносилось в прихожую из-за плотно запертой стеклянной двери гостиной.

– Мама, оставь меня в покое, я не маленькая!

– Я тебя здесь не оставлю… Ты хочешь, как он?..

Дальнейших слов я не расслышал. Женщина внезапно перешла с крика на задушенное бормотание. Мне послышались всхлипывания.

Неблагополучно в этом доме, как говорил дядя Чехов. Неблагополучно…

Проводив глазами машину, на которой уехал заезжавший к брату московский адвокат, Михаил Бейбулатный вернулся в дом.

Жена еще не пришла с работы. Девочки играли во дворе.

Пополам с Николаем он занимал небольшой родительский дом. Каждой семье по комнате, кухня общая. Войдя в свою комнату, Михаил плотно притворил дверь и сел на кровать, обхватив голову руками. В висках шумело, мысли немного путались, а в ногах чувствовалась неприятная болезненная слабость. Казалось, встанешь – и пол уйдет из-под ног…

«Что же делать?»

Сердце бывшего десантника учащенно билось. Неприятное предчувствие подкатывало под горло, как тошнота. Тревожное ощущение края, границы, за которой все полетит к чертовой матери.

«Господи, что с ними будет, если меня возьмут?»

Михаил смотрел в окно на девочек, возившихся под вишней на одеяле. Их тоненькие голоса и смех ранили его сердце, доводя до отчаяния.

«Кто их обует-оденет, накормит? Колька? У него своих трое… Что же делать? Что придумать?»

Хоть бы жена пришла сегодня раньше с работы! Нет, вряд ли, не придет. Сегодня день раздачи пенсий, она ходит с сумкой по домам стариков. Раньше вечера не притянется. С ней бы посоветоваться!

А хотя что она может сказать? Она сама от этой проклятой жизни ходит как потерянная. Даже не верится, неужели когда-то и она была молодой, веселой, ходила на танцы, носила туфли на каблуках… Писала ему в училище письма каждую неделю… Господи, кто же знал, что такая жизнь настанет? Что так все обернется, хоть в петлю полезай. Если бы не дети… С ними-то что будет?

Михаил с силой сжал голову руками, как стальным обручем стянул кадушку. Вот еще немного, и хрустнет череп, и мозги по стене…

«Хоть бы застрелиться. Кому я такой нужен? Только она одна меня и терпит, и то, может, думает, что с детьми кто еще ее возьмет?» – с неожиданной злостью вспомнил он о жене.

И тут же сам себя устыдился. Разве жена виновата, что от вечного безденежья, от жизни беспросветной, без праздников и выходных, без отпусков и мелких бытовых радостей они стали скандалить, даже драться?

«Посадят, она еще биться будет, как рыба об лед, передачи возить, посылки на зону слать… Нет, уехать надо, уехать, пока эти не нагрянули со всей своей кавалерией, ведь я же живым не дамся, пару человек на месте еще смогу положить голыми руками. А! Пускай бы, кажется, пристрелили, да и дело с концом, но девчонки… Каково им, если увидят, как отца у них на глазах убивают?»

Черная, черная тоска комом встала под горлом. Михаил сидел на кровати, бессмысленно глядя в одну точку на обоях. Потом резко вскочил. Сбегал в кладовку, принес запылившуюся походную сумку, сшитую из камуфляжки, разложил ее на полу в комнате и принялся торопливо запихивать в нее свою одежду.

Из вещей он взял из дома железную кружку, складной нож, пачку спичек и маленький кипятильник. Все деньги оставил жене. Документы, подумав, оставил на прежнем месте, в ящике зеркального трельяжа, взял только военный билет, для которого он снимался давным-давно еще молодым круглолицым парнем.

Взвалив сумку на плечо, он вышел из комнаты в сени. В кухне на буфете громко тикал будильник, отсчитывая последние минуты спокойной домашней жизни. На веранде Михаил выглянул из-за занавески во двор. Брат Николай возился возле сарая, обтесывал колья, чтобы подправить теплицу. Михаил в последний раз оглянулся на своих дочек. Потом тихо открыл дверь и вышел во двор. Никто не заметил, как он уходил огородами, стараясь не попадаться на глаза соседям.

Когда все краны газовой плиты были открыты, Мухтолов вышел в прихожую, на всякий случай выглянул в глазок на грязную лестницу типового девятиэтажного дома, никого не увидел, запер замок на два оборота, накинул цепочку и перешел в соседнюю комнату. Там он наглухо закрыл форточки и даже задернул плотную штору на окне, чтобы сквозняк не смог помешать ему на этот раз свести счеты с жизнью. После чего он вернулся на кухню, закрыл за собой филенчатую дверь с матовой стеклянной вставкой, сел на табуретку перед открытым жерлом духовки и стал ждать смерти.

Жена после очередного бурного выяснения отношений забрала детей и уехала в Нижний Новгород к маме. Друзей у Мухтолова давно уже не было, а соседи им не интересовались, так что никто не мог своим неожиданным приходом помешать ему покончить с собственным существованием в этом суетном и бренном мире. Чтобы не так скучно было ждать прихода курносой в саване и с косой, Мухтолов откупорил припасенную заранее бутылку коньяка «Наполеон», плеснул в хрустальный стакан густую ароматную жидкость и сделал первый глоток. За первым последовал второй, третий и четвертый, и вот в его руке уже пустой стакан. Коньяк явно расходовался быстрее, чем наполнялись смертоносным газом кубические метры престижной крупногабаритной кухни.