Ностальгия - Мюррей Бейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С удовольствием посмотрю! Покажите скорее!
— С каких это пор ты без ума от белочек? — тихо осведомилась Вайолет.
Саша взяла Норта под руку.
— Показывайте белок!
Зоолог с легкостью нашел нужное дерево и шагнул в сторону.
— Ну вот, пожалуйста.
Пока Вайолет наводила резкость, на передний план выехал конь-тяжеловоз Центрального парка, вороной и пузатый; заслонил собою дерево; задрал хвост, испражнился, нагадил, насрал. Вайолет фыркнула в нос: вполне в ее духе; умереть — не встать.
— Какая ты грубая! — Саша оттолкнула ее в сторону.
И заодно с прочими сосредоточила внимание на Шейле.
Внизу Шейла, в своих английских туфельках, сошла с тропы и теперь брела по траве. Дойдя до рощицы, она замялась было, словно передумав. Постояла целую минуту, озираясь по сторонам. А затем преодолела оставшееся расстояние до дерева — несколько шагов, никак не больше. Рядом никого не было. В своем номере, выслеживая белок со своего ракурса — под острым углом, — она углядела справа по периметру знакомую фигуру. Навела резкость: мужчина, спиной к ней, сосредоточенно вырезал что-то на стволе. «ПРИЕЗЖАЙТЕ…» Шейла узнала Фрэнка Хэммерсли — по плечам и шее.
А теперь вокруг — ни души, одно только дерево. Задача Хэммерсли завершена: послание, глубоко врезанное, сочащееся соком, дописано.
ПРИЕЗЖАЙТЕ ПОСМОТРЕТЬ АВСТРАЛИЮ
Послание будет манить и звать на протяжении многих лет. Остальные у себя в номерах прочли — и рассмеялись. Шейла, прикрыв глаза рукой, поглядела вверх, на гостиницу — словно услышала. Гэрри поспешно помахал рукой, но она, конечно же, не могла этого видеть. Шейла отошла, посидела немного на скамейке. Женщина без сумочки выглядит так заброшенно!
— Милая она, — объявила Саша. — Мне Шейла ужасно нравится. А вам?
— Я с ней едва ли словом перемолвился, — признался Норт. — Сдается мне, мы ее совсем не знаем.
— Чокнутая она малость, — отозвалась Вайолет. — Никак не могу ее раскусить. Да и лень, признаться.
Оставаясь на наблюдательных пунктах, австралийцы пронаблюдали несколько дорожных происшествий и «время коктейлей», пока не стемнело, а когда сошлись вместе на ужин, просто-таки бурлили сравнениями, анекдотами и противоречивыми мнениями (точками зрения). Для Дуга все это было старо как мир; он красноречиво погладил висящий на шее бинокль:
— Ха, между прочим, я этим вот уж целую вечность развлекаюсь. Поняли теперь, о чем я?
Миссис Каткарт мудро покивала в знак подтверждения. Дуг всегда изъяснялся весомо.
Сами не зная почему, все были особенно предупредительны к Шейле; настолько, что она вполне могла почувствовать неладное. Приподнятое настроение и дружеское участие — несомненные преимущества групповых туров. Теперь одна только Луиза оказалась не у дел. На протяжении всего разговора она скребла край тарелки. Сидя прямо напротив нее, Джеймс Борелли, отвернувшись (похоже, нарочно), прислушивался к Хофманну и Вайолет Хоппер: они смеялись и перемигивались. На нее он так ни разу и не взглянул. Луиза слушала. Вот теперь он пытается убедить народ, будто телескоп изобрел некий Джиованни Борелли из Пизы; на сей раз Джеральд, не Кэддок, подкреплял рассказ фактами. А виды были столь многочисленны и разнообразны, что группа засела у окон с самого утра, наблюдая ритуалы пробуждения большого города, и большинство предпочли провести в номере весь день.
Солнце проникло сквозь высокие окна и омыло им колени. Было тепло и отрадно; перед туристами открывался мир.
Около десяти интерес сместился к улице внизу. Там бурно спорили автоинспектор в погонах и наглый юнец в лейтенантской форме. Видно было, как на шее у первого набухают мышцы, а у второго на щеке пульсирует легкий тик: говорят, такого рода видовые сигналы — это химическая реакция. Все телескопы замерли: на сцене появился Хофманн, случайный зевака, гладко выбритый, слегка заинтересованный; все телескопы синхронно описали медленную дугу — Хофманн отправился (как он сообщил Луизе) в Музей современного искусства, на большую обзорную выставку абстрактной «полосатой» живописи, собранной со всех уголков мира; такого он ни за что не пропустит. Прямой как штык, одна рука — в заднем кармане. Черт, да он сошел бы за процветающего американца — юриста, например. Оставшись в номере одна, Луиза проводила его глазами, улыбаясь краем губ — но иначе, чем Вайолет Хоппер в нескольких окнах от нее, — голова его непроизвольно дергалась в сторону каждой хорошенькой женщины, а таких встречалось немало.
Вот так Луиза и стала очевидцем предурацкого происшествия. Хофманн вышел в солнечный свет на открытое место, в обрамлении железной ограды, украшенной остриями в виде наконечников стрел. О дальнейшем поведал «Пост»: американский флаг сорвался с алюминиевого шеста и, подхваченный мощными потоками воздуха, затрепетал, заскользил вниз — и в двадцати кварталах от прежнего места обрушился на одинокого австралийского пешехода (Кеннет Хофманн, дантист, проживает в Сиднее), накрыв его словно сачком. Этот флаг, прежде украшавший собою патриотично настроенную корпорацию — или, может, небоскреб, — был раз этак в пять больше обычного; сшитый из искусственного шелка, весил он тем не менее целую тонну. Хофманна сбило с ног. Телескопы тут же увеличили сиюминутное великолепие — переливающиеся звезды и полосы. Все произошло так неожиданно, что кое-кто не сдержал смеха — и лишь с запозданием осознал, что бедняга, чего доброго, задохнется или пострадает под этакой тяжестью. Первой вскрикнула Луиза. Борьба вторглась прямо в номера.
Вокруг пострадавшего уже собралась небольшая толпа, но никто и пальцем не пошевельнул.
— Да вытащите его! Почему никто не чешется?
— Чего только люди не выкинут, лишь бы оказаться в центре внимания, — буркнула себе под нос Вайолет.
Хофманну пришлось сражаться с чудищем в одиночку.
Монстр уступил; сперва из-под складок ткани появилась голова Хофманна — он растерянно моргал, — затем торс. Хофманн встал, кое-как отряхнулся.
— Да с ним все о'кей. Очки разбил, вот и все, — сообщила Вайолет. — А забавно он смотрится без очков.
Толпа подступила ближе.
— Это чё, кино снимают? — выкрикнул какой-то прохожий.
— Слышь, ты чего это вытворяешь-то?
— Вот-вот! Ну и что ты пытаешься доказать?
Хофманн достал из-за отворота носовой платок, чтобы перевязать очки. Посмотрел на флаг сверху вниз.
Желтый грузовик сбавил скорость, припарковался вторым рядом. Наружу выпрыгнули трое парней в заляпанных грязью сапогах.
— Ну ладно, ты, юморист! Да кто ты вообще такой? Убирай-ка флаг с дороги.
Изумленный Хофманн указал вверх, на небо. В телескоп было видно, как шевелятся его губы.
— С дороги убери, говорят.
— Да это ж киношку снимают, — пояснил кто-то.
К тому времени вокруг Кена Хофманна собралась целая толпа — неровным кругом. Рассмотреть его в телескоп становилось все труднее. Из полудюжины кэддоковских «эктахромных» кадров Хофманн обнаружился только на одном — и то лишь локоть да затылок.