Смерть за плечами - Сергей Данилов

— Значит, судьба такая.

— Люди совсем не боятся смерти?

Я пожал плечами и вздохнул. Что тут скажешь? Некоторые боятся, некоторые не очень. А про себя я даже не знаю. Я уже столько раз прощался с жизнью и выживал, что в глубине души верил в собственное бессмертие.

— Вы, люди, напоминаете мне мотыльков; Они так и норовят сгореть в пламени свечи. Им не жалко жизни, так или иначе она длится всего день, — не дала мне помечтать о ждущей меня впереди вечности вечно молодая эльфийка. — Но мне все равно бывает грустно, когда они погибают. Я не хочу, чтобы ты погиб. Оставайся, и я буду твоей наставницей. Только имей в виду, твоей короткой жизни может не хватить, чтобы научиться нашему древнему боевому искусству. Я сама постигала его более трех сотен лет. И ни слова отцу…

— Ты опять неправильно держишь меч, Рикланд!

— Мне так удобней!

— Ах так! — Альвейс стремительно атаковала. Наши клинки встретились, и в тот же миг мой меч вырвался из рук и отлетел шагов на пять в сторону. Я подхватил его на лету, кубарем прокатившись по мраморному полу, да так и застыл на одном колене. В горло чувствительно упиралось острие эльфийского меча. — Или ты будешь выполнять все мои указания, маленький упрямец, или ищи себе другого учителя, — назидательно произнесла эльфийка.

— Какая тебе разница, как я привык держать меч? — возмутился я, когда Альвейс наконец избавила мою шею от неприятной близости холодной стали. — Ну держу я рукоятку, как мне удобно, разве из-за этого я не смогу повторить твои движения? Смотри, так ты у меня выбила меч? — Я попытался продемонстрировать своей наставнице ее же собственный прием, но она не стала отбивать обманный выпад, а просто отошла вправо. Я растерялся и опустил меч. Признаться, я все время боялся нечаянно поранить прекрасную эльфийку, ведь в руках у меня был не тупой учебный меч, а клинок «Пламя дракона».

— Ты так ничего и не понял, Рикланд. — Я вздрогнул от неожиданности, когда холодные пальцы Альвейс прикоснулись к моим. — Во-первых, правую руку ты держишь слишком близко к гарде, а левую слишком близко к правой. Запястья перенапряжены, а это замедляет движение меча. И еще, слегка разверни руки, вот так. Это увеличит гибкость и силу захвата. Большие и указательные пальцы должны быть расслаблены, чтобы ты мог направлять ими движения клинка, а их стыки — на одной прямой с лезвием. Это придаст точность твоему удару. — Маленькие ручки Альвейс несколькими нежными движениями заставили меня обхватить чешуйчатый хвост золотого дракона, служившего рукояткой огненному мечу, совершенно немыслимым образом.

— Я не думал, что такие мелочи имеют значение, — выдохнул я, когда снова обрел дар речи. Тяжело быть учеником прекраснейшей из женщин…

— Еще как имеют. Пока не освоишь правильный захват, ты со своим мечом годен лишь на то, чтобы рубить головы оркам или деревья у себя в Бескрайнем лесу!

— Я постараюсь! — сказал я, чувствуя, что стараться придется очень сильно. Даже держать меч, так неестественно вывернув руки, было страшно неудобно. А как же сражаться? Хотя у Альвейс получается, значит, и у меня должно. Я попытался сделать несколько простых движений. Я был неловок, как криворукий орк. Меч не слушался.

— Ладно, ступай отдыхать, — прервала Альвейс мои неуклюжие упражнения. — Лекарь не позволил утомлять тебя сверх меры. Надеюсь, в следующий раз ты не будешь все время перехватывать меч по-своему.

Естественно, отдыхать я не стал. Какой уж тут отдых, когда придется учиться с нуля, будто я никогда в жизни не держал в руках оружия!

Дни летели, как снежинки за окном. Почти все свое время я проводил в обществе Альвейс. Не знаю, чем я был увлечен больше — боевым искусством темных эльфов или своей прекрасной наставницей. Мне казалось, что Крайт прав и я действительно нравлюсь ей… Я все реже вспоминал об Энди, а если неугомонная совесть напоминала мне о маленьком друге, я успокаивал ее уверениями, что еще недостаточно окреп, чтобы пускаться в долгое и опасное путешествие к Затерянному городу. И девушка моей мечты мне больше не снилась. Мне вообще ничего не снилось. Я так уставал, что едва добирался до собственной постели, засыпал как убитый, без всяких сновидений. Зато вскоре Альвейс сказала:

— Я слышала, что люди быстро учатся, но ты превзошел все мои ожидания. То, что ты освоил за несколько дней, я постигала не менее десяти лет!

На этом, собственно говоря, мои успехи и кончились.

Я никогда не думал, что когда-нибудь мне придется лезть в уму непостижимые дебри колдовства, но моя наставница уверяла, что без этого не обойтись. Оказывается, боевое искусство темных эльфов было неразрывно с вязано с их магией и основывалось на силах четырех стихий — земли, воды, огня и воздуха. Половину из того, что рассказывал а мне по этому поводу Альвейс, я не понял. И не потому, что я такой тупой. Просто часть терминов вообще не переводилась на человеческий язык. Из второй же более-менее ясной половины я заключил, что вникать в магию мне таки придется, по крайней мере делать вид, что вникаю.

Все, что от меня требовалось, — это научиться становиться одной из стихий: при неожиданном нападении стать камнем — быть непоколебимым, как скала, и как камнепад обрушиться на противника в самый последний момент; если враг излишне агрессивен, превратиться в волну — отступить назад или вбок и нахлынуть с сокрушительной контратакой, как прибой на море, которого я никогда не видел; быть неистовым огнем, когда противник неуверен в себе и его можно ошеломить напором и беспрерывными атаками; а если враг сильнее меня — обернуться ветром, заманить его мнимой слабостью, а потом исчезнуть из поля зрения и завершить защиту ураганной контратакой. Против такой тактики я ничего не имел, недаром черный колдун любил называть меня стихийным бедствием. Но магические ритуалы, которые сопровождали подобные перевоплощения, вводили меня в состояние глубокого уныния. Взывать к силам природы надо было обязательно на эльфийском. И, с точки зрения Альвейс, я не мог продолжать обучение, пока не научусь обращаться к стихиям-покровителям подобающим образом.

Я старался. Я вызубрил все четыре заклинания, но выговорить их как надо не получалось. Легче было собственный язык бантиком завязать, чем произнести эльфийские звуки, похожие то на птичьи трели, то на шелест листьев на ветру, то на жужжание шмеля. В человеческом языке таких звуков никогда не было.

— У нас и рун-то для письма всего два десятка, а у вас, эльфов, втрое больше, — оправдывался я.

— А как же твоя сестра выучила наш язык? Я не говорю уже о том маленьком волшебнике, что говорил на эльфийском лучше некоторых эльфов…

Энди! Лучше бы Альвейс не напоминала о нем. Моя неугомонная совесть, которую я вроде бы усыпил, внезапно проснулась. «Наслаждаешься жизнью, парень, — принялась зудеть она. — Учишь непонятные словечки в приятном обществе красавицы эльфийки, в то время как твой лучший друг умирает. А ведь тебе ясно дали понять, что ты можешь ему помочь. Но ты и не думаешь готовиться к опасному путешествию. Похоже, ты собрался провести в Сумеречной долине всю оставшуюся жизнь!»