Каноническое право: пути служения. Сравнительно-правовые очерки - Александр Александрович Вишневский

число членов причта может быть увеличено или сокращено епархиальной властью в соответствии с нуждами прихода. Причт прихода ответственен за духовно-нравственное состояние прихода и за выполнение своего богослужебного и пастырского долга.

Формально высшим органом управления прихода является приходское собрание, в состав которого входят священнослужители прихода, его учредители, а также прихожане, регулярно участвующие в литургической жизни прихода, достойные по своей приверженности православию, нравственному облику и жизненному опыту участвовать в решении приходских дел, достигшие 18-летнего возраста и не состоящие под запрещением, а также под церковным или светским судом.

В обязанности приходского собрания входит сохранение внутреннего единства прихода и содействие его духовно-нравственному возрастанию, решение организационных и имущественных, в том числе финансовых вопросов.

Исполнительно-распорядительным органом приходского собрания является приходской совет, подотчетный настоятелю и приходскому собранию.

Кроме того, в приходе должна действовать ревизионная комиссия, которая избирается на три года из членов приходского собрания (члены ревизионной комиссии не могут состоять в близком родстве с членами приходского собрания) и подотчетна ему. Ревизионная комиссия осуществляет регулярную проверку финансово-хозяйственной деятельности прихода и инвентаризацию. При обнаружении злоупотреблений об этом должно быть незамедлительно сообщено епархиальной власти.

* * *

Начнем с очевидного сходства. Каждая из Церквей унаследовала структуру своей организации, зародившуюся в первоначальном христианстве, – структуру христианских общин, объединяющихся в более крупные образования. Наследники этих раннехристианских общин суть епархии или диоцезы, возглавляемые епископами, они традиционно рассматриваются в христианстве в качестве местных или отдельных Церквей. Опять же в обеих Церквах эти локальные Церкви разделены на приходы, которые в обеих же традициях рассматриваются как духовное пространство, где собственно и происходит христианская жизнь в лоне Церкви.

Другое очевидное сходство – иерархическое строение священнослужения, сохранившее в обеих традициях трехступенчатую структуру, сформировавшуюся в Древней Церкви: епископы, пресвитеры (священники), диаконы. Низшие уровни клира возникали и изменялись в ходе исторического развития соответственно обстоятельствам места и времени, и разница в этом аспекте не имеет какого-либо принципиального значения.

Очевидное сходство начинает уменьшаться, когда мы «двигаемся вверх», т.е. пытаемся сравнить высшую церковную власть. Действительно, на первый взгляд в каноническом статусе Патриарха и Папы больше различий, чем сходств. И это действительно так, но эти различия не абсолютные, а всего лишь различные проявления одной и той же властно-учительской парадигмы, проявление которой мы уже наблюдали, когда речь шла об источниках канонического права, и она же проявляет себя и в вопросах канонического устройства христианских Церквей.

Вернемся к только что прозвучавшей фразе: первоначальное христианство структурировалось по принципу отдельных общин, объединяющихся в более крупные церковно-территориальные образования. Почему так происходило, почему нельзя было остановиться на изначальной общинной форме организации, не создавая более крупных объединений? По одной простой причине: из-за необходимости «проповедовать Евангелие всей твари». Евангелие в действительности не было чем-то единым – в действительности были евангелия, свидетельство чему находим уже у самих евангелистов: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен»[493]. В этих словах Луки легко слышится, что «многие повествования» суть различные повествования об одном и том же, повествования различающиеся, что подтверждается и историей раннехристианских текстов, и что, впрочем, естественно, когда «очевидцы» по-разному описывают происходящее либо услышанное.

В изначальном единстве апостольского корпуса была заложена идея проповеди единого Евангелия, представлять задачу по-другому было бы просто бессмысленно[494]. Нужно было обеспечить единую проповедь единого Евангелия и сделать это в ситуации, когда существовали различные описания и интерпретации евангельских событий, различные культуры, к которым эта проповедь обращалась. Эта задача могла быть решена только при создании единой структуры, основанной на централизованной власти.

В ветхозаветной среде эта задача не была столь актуальна – единство культурной среды ветхозаветного учения, отсутствие задачи распространять это учение (в Ветхом Завете не ставится задача проповеди его всей твари) делало достаточным существование учителя – равви, авторитет и власть которого исходила исключительно из знания и не требовала в условиях такой среды создания административного аспекта. Собственно властно-учительская парадигма в этих условиях не проявляет себя с какой-либо остротой, поскольку и учительство, и власть соединяются в одном лице, авторитет которого в условиях единой религиозно-культурной среды не оспаривается.

Иная ситуация, когда проповедуется новое учение и ставится задача его единой проповеди в различных культурах – здесь без поддержки административного аппарата не обойтись. Здесь-то и возникают более крупные христианские территориальные образования – митрополии, формы общения епископов на надъепархиальном уровне – Соборы, преследующие цель создания и распространения единого христианства.

Именно таким образом распространяется христианство, но этот образ распространения приобретает различные внешние очертания в зависимости от особенностей – в первую очередь, политических особенностей, поскольку вопрос идет о власти – той среды, в которой распространение христианства происходило. На Востоке с этой задачей в значительной степени справлялся император, на Западе в отсутствие императора вся сложность этой задачи легла на Преемника Петра. На Востоке христианские Церкви в ходе истории «национализировались», формируя Поместные Автокефальные Церкви в национально-политических границах, в то время как на Западе Римско-Католическая Церковь вышла за пределы национально-политических границ не только на европейском, но и мировом уровне. Как на Западе, так и на Востоке властно-учительская парадигма отныне предстает в большем обособлении учительского и властного полюсов, роль властного полюса возрастает, глава Церкви уже не может выполнить свою задачу, полагаясь только на учительский авторитет, ему необходима и власть в административном, а не только в духовном смысле.

В свою очередь усиление этой властно-учительской парадигмы на Востоке и Западе проявляет себя по-разному. На Востоке властный полюс «делился» между главой Церкви и светским владыкой сообразно политической обстановке в конкретном государстве (которая большей частью способствовала тому, чтобы при светском владыке глава Церкви осуществлял свою власть совместно с коллегиальным епископским органом, а не единолично), в то время как на Западе властный полюс Папе делить было не с кем, а необходимость создания единой Церкви в условиях куда более различных социально-культурных общностей, чем на Востоке, еще более способствовала возрастанию властного элемента в каноническом статусе Епископа Рима.

В этих, т.е. прежде всего политических обстоятельствах, мы усматриваем причину формирования различного канонического статуса главы Церкви на Западе и на Востоке, в католической и в православной традициях. Разница обусловлена социальнополитической реальностью, в которой нужно было обеспечить существование и развитие, а порой выживание Церкви. В различных условиях это не могло