Трудно быть ангелом - Анна Шехова

– Ты не можешь обойтись без создания красивой теории даже на пустом месте, – хмыкнула Инка, когда я поведала подругам свои мысли по поводу теста.

– Не на пустом, а на дрожжевом, – поправила ее Анечка.

– Все Ангелы слишком много думают, – заметила Ася. – Но иногда это бывает не зря.

Из теста мы налепили булок самых фантастических форм: Ася потребовала выбросить из головы все, что мы знали о лепке булок от мам, бабушек и преподавателей по трудам в школе, и выпустить на волю фантазию. Мы скручивали странные рогалики и загогулины, обильно посыпая их ванильным сахаром, корицей, кокосовой стружкой, маком и вообще всем подряд, что Ася извлекала из бесчисленных ящичков.

Когда булки ушли на противне в духовку, мы сняли фартуки, смели со стола муку и сели пить чай со сливовым вареньем и вдыхать сдобный запах.

Мне казалось, что с моего отъезда в Иркутск минуло два месяца, а не две недели: так часто бывает после удачного отпуска. Но на сей раз сказывалось и то, что мои девочки заметно изменились: в каждой из них проснулась та самая первозданная женщина – сильная и вольная, бегающая по лесам с той же легкостью, с которой мы балансируем на шпильках по московскому асфальту. И теперь они шли по жизни играючи, отметая сомнения, как хворостины, упавшие поперек тропинки.

– Ну, рассказывайте же! – Я не выдержала. – Вы обе так выглядите, словно каждый день занимаетесь сексом часов по шесть-семь и при этом успеваете высыпаться.

– Похоже, на этот раз вы довольны тем, как сработала Золотая тетрадь, – изящно заметила Ася.

– О да! Кто же еще нас научит жизни, как не наши собственные желания! Особенно когда они сбываются! – Инка скалила зубы и говорила с той же небрежностью, с которой когда-то моталась между Москвой, Одессой и Питером, зависая то у друзей, то просто у случайных знакомых.

Ветер в ее голове, похоже, набрал новую силу, но теперь он был попутным.

– Помните, я рассказывала в прошлый раз про Эдуарда? – тихо спросила она, поглаживая горячий бок кружки тонкими, почти детскими пальцами.

– Еще бы! – откликнулась Анечка.

– Сбылось?! – Я почувствовала жадность старой сплетницы.

Инка закатила глаза и томно улыбнулась.

Я безумно хотела этого мужчину. И чем больше хотела, тем более жалкой казалась самой себе. Я смотрела на свое отражение в темном стекле последнего поезда метро, на котором возвращалась домой, и меня тошнило от досады и зависти. Я смотрела на себя и всю дорогу думала – разве эта маленькая блеклая девчушка имеет хоть какой-то шанс?

И внезапно меня охватила злость. Я поняла, что опять сдаюсь, еще даже не ступив на поле боя!

На джемах мы обычно одеваемся по принципу удобства. Но потом наступил тот самый вечер, когда я в процессе сборов разозлилась на себя – ноющую слабачку с синяками вокруг глаз. И от злости вместо привычных плюшевых штанишек натянула чорные балетное трико и облегающую синюю майку без лифчика. Я уже замечала, что стоит мне одеться не в стиле инфантильного подростка, и многие окружающие мужчины тут же делают стойку. Эдуард, по счастью, не оказался исключением.

Он осыпал меня комплиментами, легкими, но навязчивыми, как тополиный пух. Мы несколько раз танцевали вместе, и, прикасаясь к нему, я чувствовала, как разгорается его желание. От него исходил жар: я видела капли пота на его груди, в расстегнутом вороте рубахи. Эдик принципиально не носил футболки и был из тех мужчин, которые всегда держат расстегнутыми три-четыре верхние пуговицы. Эти капли пота возбуждали меня, дразнили – едва удержалась, чтобы в какой-то момент не наклониться и не слизнуть их языком.

В конце джема он подошел и спросил:

– Ты очень торопишься домой?

Мое сердце екнуло, и я чуть не издала восторженный вопль индейца, размахивающего томагавком. Но, хотя на мне и были спортивные штаны, в рюкзаке как талисман лежала та самая первая пара чулок с кружевной резинкой. Вспомнив о клятве нашего клуба, я сдержалась и сказала:

– Тороплюсь, ведь последняя электричка уходит в час двадцать. И, если рискнешь меня задержать, тебе придется ловить мне машину.

– Договорились!

Мы вышли из клуба и отправились гулять. Ночь была темной и теплой, поэтому мы бродили часа два по городу, разговаривая обо всем на свете – то есть о том, о чем принято говорить с малознакомым человеком, когда нет еще близости, достаточной для молчания. Эдуард рассказывал что-то про свою работу. Потом мы говорили про танцы, про аргентинское танго, о котором я втайне мечтала, а он уже когда-то занимался, про контактную импровизацию, про Индию и Ошо. Но я почти ничего не запомнила из того, что он говорил, ведь все это было лишь прелюдией к настоящему разговору.

В полтретьего мы завернули в одну из круглосуточных кофеен, где оказались одни. Заказали по большой порции какао и – впервые с того момента, как вышли из клуба, – замолчали. Он слегка улыбался, глядя на меня. А я думала только о том, можно ли списать мой румянец на долгую ходьбу, или очевидно, что это смущение?

Сбывшаяся мечта – лучший мужчина на свете – сидел рядом со мной, и у нас впереди было еще несколько часов до рассвета.

И вдруг Эдуард спросил:

– Можно задать тебе откровенный вопрос?

– Да, конечно. – Я сглотнула, и мои мысли заметались как бешеные кролики в клетке.

О чем? Может, он хочет спросить – готова ли я отправиться к нему домой прямо сейчас? И что мне ответить, когда тело горит от желания, но разум подсказывает вести себя осторожно?

– Расскажи, пожалуйста, что ты обо мне думаешь, – попросил он.

– В смысле? – Я растерялась.

– Без всякого смысла. – Он усмехнулся. – Просто расскажи, что приходит тебе в голову, когда смотришь на меня. Но я не настаиваю. Если трудно – скажи, и я пойму.

– Зачем тебе это?

– Довольно долго и скучно объяснять. Но мне бы очень хотелось услышать твое мнение….

Я смотрела на него, чувствуя, что подхожу к краю пропасти.

– Ты вправе отказаться, – торопливо добавил Эдуард. – Если сложно.

– Мне не сложно. – Я покачала головой. – Просто боюсь тебя шокировать.

– Думаю, зря боишься. – Он наклонился вперед и накрыл мою руку своей.

И тогда меня прорвало. Я рассказывала ему, что, глядя на него, вижу самого сексуального и желанного мужчину в моей жизни. Я говорила об его запахе, его удивительных голубых глазах, о возбуждающих капельках пота на его груди. О том, как потрясающе он танцует и какое удовольствие двигаться в паре с ним. Я выплеснула как перебродившее вино все эмоции, накопившиеся у меня за месяц, за эти четыре встречи… Господи, их было всего четыре, а мне казалось, что я влюблена в него уже целую вечность!

Эдуард млел. Он наклонился еще ближе и, казалось, просто впитывал всем телом мои слова, стараясь не пропустить ни звука. На его лице застыла хмельная улыбка, глаза слегка осоловели, словно я действительно напоила его.