Вне закона - Валерий Махов

– Мне нужно позвонить, – сказал Антон. – Я человек подневольный. Впрочем, как и все счастливые мужики.

– О, в наш клуб сознательных подкаблучников прибыло, – с улыбкой констатировал Андрей.

– Почему прибыло? Во-первых, и не убывало. Во-вторых, я знаю свое место с тех пор, как узнал, что такое счастье, – ответил Антон.

– Может, ты узнал, что такое любовь? – спросила раскрасневшаяся и счастливая Лера.

– Любовь может быть к «трем апельсинам», любить можно свинячий хрящ, родину и много-много других вкусных и полезных вещей. А счастливым можно быть только с одной-единственной любимой женщиной.

– Отсюда вывод: счастье – это когда ты любишь и любим. Это когда ты ждешь и тебя ждут. Это когда ты наконец дожидаешься. Это когда ты понимаешь и тебя понимают. Это когда у вас «одно молчанье на двоих».

– Извините, но оно у вас закончилось. – И Антон сказал в трубку: – Лена, у меня на сегодня все. Приезжай. – И он продиктовал адрес Андрея.

Пока Лена ехала, Лера рассказала Андрею, что опасалась не столько за его жизнь, сколько за свою любовь. Она пришла в агентство к ребятам и наняла («Кстати, ты мне должен, опер») Антона, чтобы тот пару недель охранял Андрея. И, судя по всему, этим спасла не столько его жизнь, сколько свою любовь.

Космос – это когда высоко-высоко!

Космос – это когда невесомость!

Космос – это когда ты звезда и вокруг одни звезды!

Космос – это когда каждый день новые миры, новые планеты, новые галактики!

Космос – это то, к чему с детства должен стремиться каждый, у кого за спиной крылья, а не хвост!

Так вот, Андрей сейчас чувствовал себя космонавтом № 1. Раньше это состояние появлялось в начале и во время, а потом и после того. Но после перекура быстро исчезало. А теперь, опять же благодаря Лере, он в космосе. Он самый яркий, самый счастливый, самый невесомый. Он живой!

Господи! Ты так близко!

В переменчивых осенних сумерках все было призрачным и неопределенным. Когда на улице сумерки, а на душе тяжесть, займи, умри, но выпей. Философ-созерцатель труболет Дмитрий Геннадиевич Генкин, которого одни называли Дима-Гена за имя и отчество, а другие Диоген за то, что он жил в большой бочке, сидел на ящике у своего убогого жилища и рассуждал о вечном. Иерихонские трубы его желания горели страшным и ярким пламенем. Выпить хотелось так, что все другие желания казались жалкими и ничтожными. Вспомнилось, как Виктор Викторович из «Белой гвардии», с удивлением глядя на непьющего Лариосика, спросил: «А селедку вы будете?» – «Селедку буду», – ответил наивный Лариосик. «Так как же вы ее без водки есть будете?» – с недоумением спросил капитан артиллерии. Этот момент почему-то разжигал воображение Генкина. Он живо представлял себе пузатый хрустальный графин, запотевший и полный, а в нем – она, матушка. Утренняя роса всех философов и поэтов, художников и артистов, в общем, всех талантливых и гениальных. Вечерняя слеза их же – непонятых и непризнанных. Ночная отрада всех, кому не спится. Сколько стволов она отвела от виска! Сколько петель осталось пустыми! Сколько опасных бритв затупилось о ее мудрую горечь! Где же ты, матушка, где ты? Сейчас бы стаканчик граненый враз осушил. Медленно, смакуя до перехвата горла, на выдохе, а затем хлебушком ржаным да душистым занюхал бы… И вечер сразу потеплел бы, и машины не щурились бы подслеповато подфарниками грязными, а доехали бы быстро и осторожно. И зачехлились бы гаражами теплыми и пахучими, где хозяева их рачительные от житейских невзгод прячутся. И в лужах бы луна отразилась «царевной пленною», и собаки, свалку городскую охраняющие, выть бы перестали. Да мало ли каких чудес не произошло бы, если бы…

Звук тормозов заштриховал черным красочные пейзажи Генкина. Кого это нелегкая принесла на свалку ночью?! Генкин привстал и в тусклом свете фар подъезжавшего автомобиля увидел, как человек невысокого роста и небольшого веса, в огромном, с чужого плеча брезентовом плаще с капюшоном тащит по земле волоком большой мешок. Что-то подсказывало Генкину осторожно записать палочкой на земле номер машины и дождаться ее отъезда. Подойдя ближе и нагнувшись над мешковиной, в которой, естественно, был труп, он увидел значок слуги народа. «Ну, вот тебе, дедушка, и “жмурьев” день. Теперь уж точно все опохмелимся!» – невесело подытожил Генкин.

Пауза затянулась и из загадочной превратилась в неприличную. Пары расположились за круглым, красиво сервированным и вкусно накрытым столом. Они были почти ровесниками, и если мужики нервно курили, то женщины неприкрыто рассматривали друг друга. Ситуацию спас телефонный звонок. Трудно было поверить, но и марка, и цвет мобильников у девчонок были одинаковые. А то, что одинаковой была и мелодия, казалось просто мистикой!

«Надо будет сменить телефон», – одновременно подумали девушки и мельком, из-под ресниц понимающе посмотрев друг на друга, весело прыснули.

Обе молодые, красивые, умные, хищные, породистые, мужеядные, засмеялись, как из «плена весна» – до румянца, до ямочек на щеках… Глядя на них, заржали и мужики. Вначале, ничего не понимая, как бы с них, а потом, опять же ничего не понимая, вместе с ними.

Звонили Лене. Звонил их старший партнер, Потапов Валерий Иванович. Подробностей операции он не знал, но по старой милицейской привычке волновался за своих подчиненных, теперь партнеров, хотел убедиться, что с ними все в порядке. Лена убрала с лица все проявления слабости, хотя, если верить сладкоголосому, предпостельному Антону, улыбка ей очень шла, и ровным, даже чуть сухим голосом успокоила Потапова.

– Я предлагаю на сегодня рабочий день закончить. Выключить все модные и дорогие средства связи и посвятить остаток вечера: а) разбору полетов; б) друг другу! – твердо произнесла Лена.

Лера, а за ней и мужчины встретили это предложение аплодисментами.

– Что-то мне подсказывает, что у нас с тобой, Лера, есть шанс, прости за тавтологию, уравнять наши шансы по неловкости ситуации, – продолжила Лена.

– Не пойму, куда ты клонишь, но пойду за тобой до конца! – уверенно и незаметно для себя становясь тоже верной ленинкой, сказала Лера.

– А ну-ка, Андрей, достань свое бабельное оружие.

– Почему бабельное? – с недоумением спросил Андрей. – В отличие от вас, оборотней в загонах (разоблаченных и исключенных), мы, действующие и пока не раскрытые службой собственной безопасности археологи следствия и геологи сыска, имеем законное право на хранение и ношение (без права изготовления и сбыта) табельного оружия!

– Да потому, что таких размеров маузеры были только у героев бабелевской «Конармии», начдива Савицкого и его верного комэскадрона Хлебникова.

– Это не маузер, а «стечкин», – ответил Андрей, доставая большой пистолет из спрятанной под пиджаком кобуры. Антон с недоумением достал свой пистолет той же масти.