"Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн

Хельмут.

Предположим, что некая Прекрасная Дама имеет молодого пажа, которого забыли ослепить и кастрировать.

Анна.

К чему ты клонишь? Ты пугаешь меня.

Хельмут.

Предположим, этого в самом деле не сделали... А госпожа его несравненно красива, поверь мне; и могло ведь получиться так, что он служил ей с великой любовью, со временем возросшей до такой степени, что каждому, к кому госпожа проявляла благосклонность, паж желал смерти и прочих бед, а в день, когда сия дама собиралась отпраздновать свадьбу, он потерял разум?

Анна.

Ты это рассказываешь, желая посмеяться надо мной?

Хельмут.

Я не смеюсь. Но позволь задать тебе встречный вопрос: как долго собираешься ты ждать гостей на свадебный пир?

Анна.

Пока не останется двух часов до полуночи.

Хельмут.

Не дольше?

Анна.

Нет, не дольше.

Хельмут.

Это можно было бы квалифицировать как обман.

Анна.

Ну хорошо, до полуночи. Но только, принуждая меня к этому, ты сам готовишь себе неприятность, ибо должен будешь бодрствовать вместе со мною... А это не кончится добром, если ты и дальше будешь говорить в таком тоне.

Хельмут.

Госпожа, я стал дураком - с тех пор как узнал, что вскоре какой-то мужчина будет иметь на меня те же права, что и ты.

Анна.

Фу, какой ты противный!

Хельмут.

Так ты согласна, что правда выглядит мерзко?

Анна.

Да что ты себе позволяешь?! Наглец!

Хельмут.

Я дурак, Госпожа, а это извиняет всё.

Анна.

Тогда я уйду от тебя, и можешь развлекаться с самим собой. (Она берет Руку и Конрада и выходит с ними из комнаты.)

Хельмут.

Она поверит, что я сумасшедший. Да я почти и стал им, я весь дрожу... Не справляюсь с собой... Нет у меня никаких вспомогательных средств, чтобы вынести эти последние часы. Я знаю, что выскочу из себя, если такое состояние продержится еще сколько-то... О Госпожа, что же я делаю с тобой и с собой в моем безумии! (Плачет.)

Анна (возвращается одна.)

Ты плачешь, мальчик?

Хельмут.

Дурацкими... Шутовскими слезами, Госпожа.

Анна.

Не надо так шутить.

Хельмут.

А если ничего другого не остается?

Анна.

Что за дистанция образовалась между нами?

Хельмут.

Только из слов, Госпожа, которые я не смею произнести.

Анна.

Ты стал невыносим.

Хельмут.

Хочешь, кое-что расскажу?

Анна.

Да, пожалуйста!

Хельмут.

В этот вечерний час некий негоциант заходит в пивную, выпивает стакан пива, закусывает, ударяет кулаком по столу с таким видом, будто всё здесь хочет разгромить... И тут, внезапно вспомнив про письмо, написанное одной дамой, коей он насладился семь лет назад, ухмыляется и рассказывает приятелю о своем давнем приключении с этой редкостной шлюхой.

Анна.

Ты слишком далеко заходишь в своем бесстыдстве!

Хельмут.

Я только хотел рассказать, что стало с твоими семью любовниками.

Анна.

Не хочу слушать - ты будешь распространяться о том, как они проводят время в пивных да борделях.

Хельмут.

Ошибаешься: среди них есть один, который пишет великолепнейшие картины, какие только можно измыслить.

Анна.

Только попробуй продолжать в том же духе, и я от тебя уйду.

Хельмут.

Ты не делаешь ничего, чтобы спасти меня от ужасного страха. Анна.

Да что с тобой?!

Хельмут.

Предположим, что к тебе придет кто-то, кто любил тебя гораздо дольше, чем семь лет, и ради тебя нес на своих плечах нечеловеческую тяжесть, и что он попросит о милости: чтобы впредь ты любила только его и никого другого... но чтобы не причисляла к любовникам, которые прежде овладевали тобой... Ты бы исполнила такое желание?

Анна.

Ты сам знаешь: если всё это правда, я окажусь в его власти.

Хельмут.

Кем бы он ни был?

Анна.

Ты разве не понимаешь, что я не вправе спрашивать, кто он?

Хельмут.

Хорошо. Это меня успокаивает... Я хочу рассказать тебе еще одну историю.

Анна.

Если в ней больше присутствия духа, чем в предыдущих, - расскажи.

Хельмут.

Поскольку всё, случающееся в реальности, преисполнено духа, он будет присутствовать и в этой истории... Так вот, я недавно встретил на улице нескольких парней.

Анна.

Ну, и что дальше?

Хельмут.

Они принялись надо мной смеяться.

Анна.

Ну и? Они что-то говорили?

Хельмут.

Они разговаривали в своем кругу; но стояли не очень близко друг к другу, и некоторые их слова просочились наружу сквозь просветы между телами.

Анна.

Они обсуждали какую-то тайну?

Хельмут.

Конечно; но - ставшую достоянием гласности, поскольку я-то ее услышал; правда, она бы и по другим причинам стала достоянием гласности... Я-то в любом случае не распространил ее дальше, ибо был к ней причастен изначально.

Анна.

Как это? Объясни!

Хельмут.

Ну, речь ведь и шла обо мне.

Анна.

О тебе?

Хельмут.

Да. А достоянием гласности тайна сделалась потому, что меня публично назвали сутенером.

Анна.

Ты при своем уме?

Хельмут.

Нет, но зато я при правде: я ведь рассказываю о парнях, которые насладились тобою, а после отправились к другим шлюхам и уже там узнали, как называется дело, которым занимаюсь я.