Вынужденное признание - Фридрих Незнанский

— А вы? — спросил его Турецкий.

— Что я?

— Вы тщеславны?

— Разумеется. Как каждый нормальный человек.

— И до каких пределов простирается ваше тщеславие?

Полянин подозрительно прищурился:

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, смогли бы вы ради достижения цели убить человека? Или, скажем, позволить другим его убить?

Реакция министра была неожиданной. Он весело рассмеялся:

— Ну вы даете! Убить человека ради достижения своих целей! Вы что, думаете, я Гитлер? Или Сталин? О нет, милейший, я на таких высотах не парю.

— Ну а если бы вам предложили? — не унимался Турецкий. — Пришли бы и сказали: «Георгий Викторович, у вас есть все шансы стать Президентом России. Но у вас на пути стоит один человек». Как тогда? Вы бы приказали его убить?

Полянин нахмурился:

— Александр Борисович, я вас что-то не понимаю… Вы на что-то намекаете, не так ли?

— О нет! — улыбнулся Турецкий. — Мы же с вами просто фантазируем. Скажите, Георгий Викторович, а правда, что вы когда-то были членом тайного общества? Погодите, как же оно называлось… «Университетский проспект» — так, кажется?

— «Университетский проспект»? — Полянин натянуто улыбнулся. — Да, было такое. Воспоминание молодости.

— Только молодости?

Министр кивнул:

— Да. Причем далекой молодости. Это было что-то вроде молодежного кружка. Мы организовали его по принципу масонских лож. Даже клятву какую-то произносили. Теперь уже и не вспомню.

— Вы давно из него вышли?

— Собственно говоря, я никогда из него и не уходил. Просто он распался. Прекратил свое существование, умер сам собой.

— Как давно?

— Не знаю… Лет пятнадцать назад. А что?

— И с тех пор вы ничего не слышали о его деятельности?

— Я же сказал — нет!

— Хм, интересно… — Турецкий прищурился: — А вот ваш друг Шаховской рассказывал мне совсем другое.

Лицо Полянина стало холодным и неприязненным.

— Ну, во-первых, никакой он мне не друг. А во-вторых… — На столе министра зазвонил телефон. — Извините, — сказал Полянин и взял трубку. — Да… Да… Я скоро подъеду… Да. — Он положил трубку и вновь взглянул на Турецкого: — Во-вторых, мне совершенно не интересно, что вам говорил Шаховской. Повторяю вам: «Университетский проспект» был чем-то вроде молодежного клуба. Возможно, мой ответ вас не удовлетворил, но другого у меня нет.

— Да, да, — кивнул Турецкий. — Извините мне мою чрезмерную настойчивость. Сами понимаете — издержки профессии. Однако я хочу снова вернуться к этому… молодежному клубу. Георгий Викторович, скажите, а кто-нибудь из ваших нынешних коллег входил в «Университетский проспект»?

— Я плохо помню… Многих членов коллегии министерства я знаю еще с университета. В этом нет ничего необычного. Вполне вероятно, что кто-то из них входил в «Университетский проспект». И к тому же… — Вновь зазвонил телефон. — Слушаю, — буркнул в трубку Полянин. — Так… так… Хорошо. — Он поднял руку и быстро глянул на часы. — Сейчас выезжаю. Буду у вас через полчаса. — Послушайте, Александр Борисович, — обратился министр к Турецкому, положив трубку, — я рад вам помочь. Но я и в самом деле мало что об этом помню. Если я что-нибудь вспомню, я обязательно вам позвоню. А сейчас… — он развел руками, — дела.

— Хорошо. — Турецкий поднялся со стула. — Спасибо за беседу.

— Не за что.

Турецкий, развернувшись, неторопливо покинул кабинет министра. «Ну вот, — думал он, бодро шагая по красной ковровой дорожке, которая устилала пол коридора. — Болото растревожено. Пауки забегали по банке. Теперь остается ждать».

Ирина Генриховна Турецкая лежала в гамаке с книжкой в руках и лениво скользила взглядом по страницам. Книжка называлась «Легкий завтрак в тени Некрополя» и представляла собой помесь подросткового чтива и дамского романа. Хотя читать было забавно. Вот, например, такой перл:

«Сегодня утром я надела трусики шиворот-навыворот. Карина сказала мне, что это к переменам в личной жизни».

Ирина Генриховна бегло оглядела свою одежду — все было в порядке. «Значит, перемен не предвидится, — улыбнулась она. — Ну и слава богу». В последнее время Турецкая сильно скучала по мужу. Особенно по ночам. Дни были заняты теннисом, сауной, разговорами с соседками по корпусу и прочими суетными и приятными вещами. А вот ночи…

Ирина Генриховна сладко потянулась.

По ночам ей хотелось большего, чем разговоры, и теннис. К тому же разговоры, которые в последние дни вели между собой соседки, стали совсем уж неприличными. Не разговоры, а просто эротические фантазии какие-то! Начиналось все с обсуждения семейных проблем, модных тряпок, магазинов и бутиков, где эти тряпки можно приобрести. А теперь — с какой бы темы ни начинался разговор, он неизменно сворачивал на излюбленную тропинку — мужья, любовники, секс и тому подобное.

Ирина Генриховна вздохнула и снова бросила взгляд на страницу, читая очередной перл автора:

«Почти все девушки одеваются, как ураган, да только раздеваются неохотно. Со зрелыми женщинами — наоборот. Полдня они примеряют разные тряпки, чтобы разоблачиться в два счета».

«Что ж, — с улыбкой подумала Ирина Генриховна, — в таком положении вещей есть своя логика. Все-таки молодым девушкам шанс раздеться предоставляется гораздо чаще, чем зрелым женщинам. Как говорится, имеем — не ценим, потеряем — плачем. После тридцати женщина начинает наверстывать упущенное. Поэтому и одежда летит на пол в два счета».

«Я лежал на кровати и чувствовал, как у меня все клокочет от ярости. Почему вдруг, спрашивал я себя, все должно подчиняться ее желаниям? Хочу — родила, хочу — дала. Неужели жизнь в этом мире подчиняется только желаниям женщины? Почему вообще есть какая-то фатальная необходимость в женщине?»

«Потому что без нас вы просто умрете, — с усмешкой подумала Ирина Генриховна. — Не от голода, так от скуки».

«Что требуется женщине? Немного шарма, немного тепла и немного самолюбия… Чтобы не чувствовать себя лишней в этой жизни. Пусть чувствует себя лишней другая женщина…»

Ирина Генриховна закрыла книжку. После столь справедливой и точной мысли ей больше не хотелось читать. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это позвонить мужу и услышать его голос. Пусть даже он пробурчит «извини, дорогая, я занят, перезвони попозже». Пусть. Главное — услышать его голос. И как хорошо, если этот голос будет теплым и нежным.

К гамаку, помахивая ракеткой, подошла Вика, постоянная компаньонка Ирины Генриховны по теннису.

— Ира, ты готова? — весело окликнула она Турецкую.

— Вик, давай через полчасика, а?