Самый лучший пионер. Том второй - Павел Смолин

— Здравствуйте, Владимир Михайлович! — поприветствовал я с улыбкой взирающего на вторженцев в его вотчину легендарного кондитера Гуральника.

«Птичье молоко» к свадьбе готовили именно под его руководством — несколько огромных тортов, от которых гости пришли в настоящий восторг — это же и новинка, и вкуснятина. А еще в «Марсианине» рецепт этого торта я приписал именно ему — торчащий на Марсе Филипп вспоминает, как вкусно было дома.

— Здравствуй, Сережа. А зачем ты мне такой замечательный рецепт принудительно вручил? — не без смущения спросил он.

— Потому что лучше вас кондитера в СССР не сыскать, а я такой торт все равно бы не потянул — сложный в изготовлении, — честно ответил я. — Уверен, рано или поздно вы бы придумали его рецепт сами — это же просто еще одна форма суфле.

— Торт — просто замечательный! — присоединилась к похвале мама. — Огромное вам спасибо, Владимир Михайлович, теперь гости мою свадьбу точно запомнят навсегда!

— А в массовое производство скоро поступать начнет? — спросил я.

— Уже обустраиваем отдельный цех, — порадовал новостью Гуральник.

Чем больше тортиков, тем вкуснее и радостнее жить — я так считаю.

В коридоре раздался топот многочисленных ног, и поисковая группа во главе с «разгневанным» женихом потащила нас обратно. Соечка у нас девочка, поэтому к ней проявили снисхождение, а меня папа Толя прилюдно и ко всеобщему удовольствию аккуратно потаскал за уши под мое старательное «ой-ой-ой!». Просто замечательно душевный вечер!

Глава 24

Высочайшее разрешение на запись англоязычного альбома Магомаеву было получено, поэтому все послесвадебные дни я проторчал на студии. Мама тоже интересно проводила время — разгребала сгруженные в квартиру Судоплатовых-старших подарки, потому что в нашу квартиру они нифига не влезли — больно много. Часть переправится к нам, но львиная доля «осядет» у родственников, друзей и знакомых.

Весна за окном набирала обороты, по подоконнику весело застучала капель, а теплое солнышко невольно заставляло рожу расплываться в широченной улыбке и прогоняло легкий мандраж от второй встречи с дедом — а че он мне сделает? Бутылки потекли рекой — ребята каждый вечер приходили буквально толпами, и наш двухместный гараж превратился в склад стеклотары. Пришлось попросить Вилку организовать грузовик и пару грузчиков, которые берут за рейс пятьдесят рублей и весь доход от сданного стекла. Счастливые мордашки стремительно богатеющих деточек грели душу, а в районе резко прибавилось милицейских патрулей.

Спохватившись, что десятого числа к Диме я не попадаю — к деду ведь ехать, на те же три дня, что и в прошлый раз — позвонил ему вечером восьмого. Лидер моего ручного ВИА переносу «дедлайна» только обрадовался и с трудом скрывал облегчение в голосе. Там ведь ребята на работу ходят, поэтому репетировать могут только по вечерам, и, судя по Диминым же словам, до поздней ночи. Стараются как следует — это хорошо.

Как только я положил трубку, телефон зазвонил.

— Ткачёв!

— Ну наконец-то! — раздался из трубки рёв Фурцевой. — Я ему звоню, звоню, а у него, понимаете ли, занято!

— Екатерина Алексеевна, давайте проведем мне отдельный экстренный телефон, — перевел я ее раздражение в конструктивное русло.

Баба Катя зависла. Чего это она на меня орет вообще? Очевидно — что-то случилось, причем крайне неприятное. Переживать пока не буду, а послушаю.

— Нет, спецсвязь тебе ставить пока рано, — решила она.

Ха, «рано»! Значит — потенциально влепить мне домой «вертушку» не против.

— Что случилось, Екатерина Алексеевна? Вам моя помощь нужна? Я всегда с радостью — вы для меня столько всего сделали, что я прямо-таки обязан вам отплатить! — немножко подлизался я, окончательно успокоив второго человека сверхдержавы.

— Что ты, Сережа, ты у нас такой один! — гнев бабы Кати окончательно трансформировался в патоку.

Вне зависимости от проблемы, с которой она мне позвонила, надо ловить момент!

— Екатерина Алексеевна, а я могу служебную машину немного перекрасить? За свой счет, конечно, нужно просто разрешение.

— Да ради бога, Сережа, — благостно разрешила она и внезапно шмыгнула носом. — Прости меня, дуру старую-ю-ю!..

А? Ты там Андропова траванула? Вежливо переждав полминутки рыданий, в процессе улыбнувшись и показав большой палец уловившей «Екатерина Алексеевна» маме, мягко прервал рыдающую Фурцеву:

— Екатерина Алексеевна, вам в последнее время очень тяжело, на вас — вся идеология страны. Вы просто устали, перенервничали. Вы хоть спать-то успеваете?

— Иногда, — пискнула она и в трубке раздался приглушенный звук «высмаркивания» — от телефона отодвинулась, интеллигентная какая.

— Я бы очень хотел вам помочь. Клянусь — когда подрасту и вступлю в Партию, попрошусь в ваше ведомство, помогать!

— Обязательно приходи, Сереженька! — умилилась баба Катя.

— Так что у вас случилось-то? — вернул я ее к основной теме.

Тупо ручная — куда и как хошь верти!

— У «нас», Сережа, — скорбно поправила она меня. — Йейло Десиславовича помнишь?

Не фигура речи — Фурцева про эйдетическую память не знает. Это про мужика из «фокус-группы».

— Румын? — чисто из любви к классике спросил я.

— Нет, болгарин, — поправила Екатерина Алексеевна.

Йес!

— А какая разница?

Ой зря я это сказал, потому что главный советский идеолог разразилась десятиминутной речью о том, как важно уважать наших дорогих друзей по соцблоку.

— Спасибо большое, Екатерина Алексеевна! — когда она выдохлась, бодро поблагодарил я. — Как только на политинформацию к ребятам выберусь, обо всем этом им обязательно расскажу!

— Вот и расскажи! — дала «добро» довольная таким поворотом Фурцева.

Это все конечно весело, но…

— Так что там с Йейло Десиславовичем?

— А он ту, саму первую песню, буржуям продал и в Лондоне теперь живет, падла! — прошипела она.

Екатерина Алексеевна бывает страшной — запомним, но бояться не станем — она же у меня метафорически сахарок с ладошек слизывает.

— Они уже и миньон выпустили, какой-то Том Джонс теперь твою песню петь будет!

Ба, знакомые лица! И опять «грабь награбленное», поэтому плевать.

— Извините, Екатерина Алексеевна, но проблемы здесь я не вижу — на долгой дистанции мы от этого только выиграем! Как только подпишется Конвенция, исполнять ее он больше не сможет, так?

— Та-а-ак, — задумчиво протянула баба Катя.

— А мы выпустим альбом Муслима Магомедовича, с ней же. Грандиозный скандал неминуем, а у капиталистов скандал — верный путь к успеху, потому что о нашей песне будут знать все, и послушают хотя бы для того, чтобы сравнить. Извините, но где какой-то там Джонс и где наш соловей Всесоюзного масштаба? Да он буржуйского певца как щенка самосвал раздавит!

Фурцева взяла паузу на размышления, а из гостиной донеслось щебетание Элеоноры Валериановны Беляевой, ведущей передачи «Музыкальный киоск», которую мы с Таней регулярно смотрим: