Самый лучший пионер. Том второй - Павел Смолин

— архисложная задача. Все упирается в восприятие — объект романсинга не воспринимает малолетнего как достойного внимания мужчину. Главное — разрушить этот барьер, и дальше станет гораздо проще, — поделился я с ней планами на нее же.

— Сережа, будь ты обычным подростком, ты бы со мной даже разговаривать нормально не смог, — мягко улыбнулась мне Вилка. — Ты же видишь, как на меня смотрят те, кто помоложе?

— Как кот на сметану, — выдал я уместную банальность.

— У них слюни текут, — кивнула она. — А мозги отключаются. А ты — вон, пошлятину за пошлятиной выдаешь, но от дел не отвлекаешься, а должен краснеть и мямлить.

— Прекратить приручение, агент Вилка! — привычно скомандовал я, и мы зашли в Кремлевскую поликлинику.

Сервис — мое почтение, тетеньки в регистратуре меня узнали и быстро проставили все нужные штампы, взяв с Виталины заявление — доверенность на такие вещи у нее есть — а с меня — автограф.

— Спасибо, документы на ножках! — поблагодарил я девушку по пути к «Запорожцу» и получил в ответ ласковый щелбан.

* * *

Где-то на втором часу свадебного банкета в Зеркальном зале «Праги», куда мы прибыли после официальной части в Грибоедовском ЗАГСе, я понял истинное значение мероприятия, отжатого у меня дедом Пашей. Он проводит демонстрацию силы — мол, вот он я, снова на коне, снова МОГУ, смотрите, на сцене Магомаев поет, а до него — Хиль, Кобзон с Гурченко, а плясать после первой части застолья мы будем под обновленный, для того и предназначенный, живой «сет» Зыкиной. А гости-то какие! От звезд на погонах натурально рябит в глазах, но это понятно — сослуживцы и друзья из «старой гвардии». Но это еще не все: нас почтили своим коротким визитом («много дел» же) сама Фурцева, еще более «сам» Министр обороны Гречко (Судоплатов же «папа» спецназа в изрядной степени, и в армии его ух как уважают) и совершенно неожиданный для меня Гришин — все сказали по длинному тосту с пожеланиями всякого хорошего молодым, выпили-закусили и свалили, оставив нас с гостями «попроще», в виде моих знакомых деятелей культуры во главе с Полевым. Да даже Федин приперся, который глава Союза писателей — вот он мне прямо не понравился, в первую встречу-то толком не получилось пообщаться. Подлизывается, да, почти даже лебезит. Перед ребенком, мать его! Потихоньку буду думать, как его убрать и заменить, например, на Шолохова — классик умрет аж в 84 году, значит должность потянет. Если захочет, конечно. С Брежневым у него отношения были сложные, но с Андроповым-то ничего такого нет.

Мои японцы от такого набора «ВИПов» впали в ступор — да, знали, что Сережа мальчик не простой, но чтобы НАСТОЛЬКО? Держался поближе к ним, демонстративно держа наряженную в милейшее синее платье Соечку за руку, выслушав бесконечное число стандартных «а когда свадьба ваша?». Через два года — тут ничего не изменилось. А еще изо всех сил старался не ревновать буквально сияющую красотой, наряженную в то самое черное вечернее платье из ГУМа, обзаведшуюся украшениями и шикарной высокой прической Виталину, которая за вечер перетанцевала с львиной долей генералов и особо важных гражданских — к огромному неудовольствие пришедших с «танцунами» жен. «Медовая ловушка» в естественной среде обитания, мать его. Не определили бы любовницей к кому-нибудь офигенно важному и нужному — я вообще-то очень жадный, и «любимую Вилку» отдавать никому не хочу.

Наконец, пришел мой черед говорить тост:

— Когда я прошлым летом открыл глаза, мама была первой, кого я увидел. Даже полностью потеряв память, я ощутил исходящие от нее тепло и заботу, и задал вопрос, хуже которого придумать сложно: «Ты — моя мама»? Ни одна женщина никогда не должна слышать такого от ребенка.

Народ в зале попытался изобразить сочувствие — кроме тех, кто любит меня искренне, вот они сочувствуют от всей души. Я запел, вкладывая всю свою хлипкую дыхалку:

— Ма-а-ма-а — пе-ервое сло-ово…[11]

Дамы заплакали (на лице Вилки так и читалось «Прекратить приручение, пионер Ткачев!»), я отдышался и повернулся к заплаканной, но счастливо улыбающейся, жутко красивой — даже красивее, чем обычно, потому что невеста! — родительнице:

— Спасибо тебе за то, что второй раз научила жить в нашем прекрасном мире. Будь счастлива, родная! Папа Толя, — впервые обратился я к отчиму так. — Берегите ее. Вы — хороший мужик, и я уважаю вас всей душой. Горько!

— Горько!!! — радостно завопил расчувствовавшийся народ.

— Так трогательно! — шепнула мне на ухо роняющая слёзки Сойка.

— Про маму — всегда трогательно, — улыбнулся я ей, вытерев слезинку.

— А это случайно не твоя машинистка? — кивнула она на сияющую идеально улыбкой Вилку за столом напротив нас.

Видела ее в «маскировке».

— Она, — подтвердил я.

— Красивая, — подпустила ревности в голос Соечка.

— Красивая, — согласился я. — Но старая. А вот ты и красивая, и молодая, и я тебя люблю! — успокоил будущую половинку «ходок в становлении».

Помогло. А еще помогли танцы с генералами — они, как ни грустно, Вилке подходят больше по всем параметрам.

Судоплатовы-старшие и молодожены пили наравне со всеми, но водка в графинчиках предусмотрительно разбавлена — не те люди, чтобы лицом в салат падать, в отличие от некоторых присутствующий, решивших надраться «в зюзю». Не осуждаю — сам так пару раз в прошлой жизни делал. А чего это там в дальнем от меня углу, спрятанном за «ширмой» из танцующих под Зыкинское…

— А я вовсе не колдунья, я любила и люблю…

…происходит? Ба, да это же драка: какой-то «пиджак» что-то не поделил с «мундиром» в чине полковника. Судоплатов-старший тоже заметил и явно сделал соответствующие выводы. Драчунов разняла и со всем уважением вывела из зала парочка здоровенных капитанов — типа секьюрити, они за весь вечер даже не пили.

— Пора! — шепнул я дяде Толе.

Он подмигнул и «пошел в народ», типа с кем-то поговорить. Заметив это, подговоренный персонал погасил свет, и мы с Сойкой, схватив весело хихикающую маму за руки, потащили ее по заранее подготовленному маршруту в подсобку.

Ну куда без похищения невесты?

— Деточки мои, — всхлипнула она, едва за нами закрылась дверь и обняла нас с Сойкой. — Я такая счастливая-я-я!.. — и заплакала.

— Это хорошо, это правильно, — ласково погладил я ее по оголенной шикарнейшим платьем спине. — Это — твой день, и счастливой тебе быть нужно!

— А мы с Сережей будем за вас радоваться и поддерживать, — светло улыбнулась будущей свекрови японочка.

Музыка стихла, и в зале раздалось полное горя папы Толино:

— Похитили мою красавицу!!!

Заржав, решили спрятаться поглубже и