Пардес - Дэвид Хоупен

же ты сказать, что получил максима…

Эван вышел из комнаты.

* * *

Я проверил свой балл, едва отец окончил хавдалу. По математике оказалось ожидаемо – оценка хорошая, но совершенно заурядная, – а вот задание по литературе я сделал даже лучше, чем полагал. На следующий день я сообщил результаты Софии. Я впервые попал к ней в гости: она сидела с братом и пригласила меня составить ей компанию, их родители уехали в Кастильо-де-Сан-Маркос[208]. Комната ее была в точности такой, как я представлял: беленые стены, масса почетных грамот за выступления, стол с учебниками, большой календарь, куда она вносила все планы дня, у стены пианино, на котором она играла с детства. Я сказал ей свою оценку – не без уговоров с ее стороны, – и она нежно меня поцеловала; я вновь затрепетал, но София отстранилась, потянулась к ноутбуку.

– Забудь о списке Баллинджер, – она лихорадочно печатала, окрыленная возможностью изменить мою судьбу, – куда ты хочешь поступить на самом деле?

Я поднес пальцы к губам. Я все еще чувствовал вкус ее губ.

– Но я плохо сдал математику.

– Ну не то чтобы совсем плохо…

– Да? Ты бы обрадовалась такой оценке?

Она накрутила локон на палец.

– Нет, огорчилась бы. Но я – другое дело. Для тебя это, может, и неважно. Мы же подаем тебя как гуманитария, верно? Как человека с развитым правым полушарием.

– Мне обычно твердили, что у меня оба полушария недоразвиты.

София перекатилась на кровати, положила голову мне на грудь.

– Давай, говори. Куда именно.

– Откуда мне знать?

– Ты понятия не имеешь, где хочешь провести следующие четыре года жизни?

Светло-розовые наволочки. Бесконечный ряд духов. Детский снимок Софии на банкетке у пианино. Ей было всего девять, но в ее лучистых глазах уже читалось превосходство.

– В Колумбию, – выпалил я.

– Колумбию?

Железные ворота. Нижняя площадь. Альма матер воздевает руки, в складках ее мантии прячется сова[209]. Мать вспоминала об этом шепотом. Предполагаемый центр мира.

– Ага.

– Интересно.

– Интересно? – спросил я. – В смысле “ой, Ари, ты сошел с ума”?

– В смысле “ого, если честно, не ожидала, что у тебя такие тайные амбиции, но идея замечательная”.

Я сжал в кулаке край ее одеяла.

– Ты ведь это несерьезно?

– Нет, серьезно.

– Я говорил с Бирманом.

– И что?

– Он рассмеялся мне в лицо. В прямом смысле. Хохотал.

София закатила глаза, вернулась к статистике поступлений.

– Да что он знает, этот идиот?

– Полагаю, немало.

– По литературе ты набрал выше среднего, – заметила она, – то есть небезнадежен. – Она торжествующе закрыла ноутбук, положила голову мне на колени. – Но…

– Что?

– Ты же вроде не хотел возвращаться в Нью-Йорк?

– Я не хотел возвращаться в Бруклин. Для того, моего Нью-Йорка, что Колумбия, что Лондон. Другая вселенная.

– Ты бывал там?

– Один раз. В детстве, я тогда учился читать, мама отвела меня в библиотеку. Она часто меня куда-то водила. Она ведь когда-то училась там – правда, недолго. В Барнарде.

– Почему недолго?

– Ну, потом она стала фрумом.

– Тебе никто не мешает быть фрумом.

– Большим фрумом, я имею в виду. Фрумом, как в Бруклине. Фрумом, как мой отец.

София потрогала подушку, подняла голову с моих колен.

– То есть ты хочешь сказать, что со мной это никак не связано.

Я запустил правую руку в ее волосы.

– В каком смысле?

– Вдруг я все же поступлю в Джульярд.

Я пожал плечами.

София села, обхватила руками лодыжки в носках.

– Я просто думаю, тебе следует действовать из правильных побуждений. Это серьезное решение.

– Знаю, – бросил я и убрал от нее руки.

Она кивнула:

– Значит, Колумбия.

* * *

С помощью Софии я начал собирать документы для ранней подачи. Она помогала мне заполнить головоломную анкету Пруста – “Опишите ваших любимых литературных персонажей”, “В чем, по-вашему, заключается счастье?” – и советовала, как лучше написать о себе (сама она работала над этим сочинением несколько месяцев).

– Неужели ты начала в августе? – спросил я. – Вот это да.

– Не в августе.

– Ох, значит, ты все-таки нормальный человек.

– Ари, это “Коль Нешама”. Я начала в прошлом году.

– Ничего себе.

– А чему ты удивляешься? Здесь у всех так.

– И о чем же ты пишешь? Я законспектирую.

– Ты же вроде у нас писатель?

Я придвинулся к ней, прижался губами к ее шее. София почти инстинктивно подняла подбородок. Ее тело откликалось на мой призыв, и это наполняло меня странной силой – волнующей, но какой-то чужой, не имевшей отношения ко мне настоящему.

– Я хочу знать, какую историю рассказала София Винтер.

– Извини, дружок, это секрет.

– Я думал, мы любим делиться секретами.

Она сжала мою руку, чуть отстранилась.

– Он слишком личный, – ответила София.

Допытываться я не стал.

* * *

– Ари Иден, – проговорила миссис Баллинджер, явно удивившись, что я пришел к ней без приглашения. – Давно не виделись. Чем могу быть полезна?

Я подошел, протянул ей стопку документов:

– Быть может, у вас найдется минутка подписать эти бумаги?

Она бегло их просмотрела, неторопливо сняла очки, потерла глаза.

– Садитесь.

Я сел.

Она откинулась в кресле:

– Вы шутите, что ли?

Я поднял брови:

– Понятия не имею, о чем вы.

– Мистер Иден, эта работа – то, как я ее выстроила, – не шуточки.

– При всем уважении к вам, миссис Баллинджер, – произнес я почтительно и спокойно, – я всего лишь решил подать документы на поступление.

– Ах, вы решили? Хотя я вам ясно объяснила, на что вы в лучшем случае можете рассчитывать?

– Объяснили. Но я же сдал экзамен.

Она молча достала мою папку из своих документов.

– Да, я впервые их вижу, – призналась миссис Баллинджер и, цокая языком, изучила мои оценки. – Не буду скрывать, результат произвел на меня впечатление.

– Спасибо.

– Но не буду и отрицать, что я потрясена.

– Я тоже. Представляете, что скажет Бирман?

Она вздохнула:

– И все же, боюсь, это не отменяет мои замечания.

– Послушайте, я понимаю, в математике я не очень, но все-таки балл неплохой…

Она отодвинула мои документы:

– Я не буду это подписывать, Ари.

У меня неприятно свело кишки.

– Почему?

– Потому что так нельзя.

– А по-моему, можно. – Я нахмурился. – Терять мне нечего, почему бы не попытаться.

– Нечего терять? – Она оскорбленно рассмеялась. – Дело не только в оценке по математике, Ари. На кону моя репутация. Абитуриенты, у которых есть все шансы на успех. Отношения, которые я выстраивала… кропотливо, год за годом, еще до того, как пришла в эту школу. Мои абитуриенты не подают документы, потому что им так захотелось и нечего терять.

– Почему бы и нет?

– Почему бы и нет? Да потому… потому что есть система! – Она стиснула