Портрет второй жены - Анна Берсенева

– Маленькая ты еще все-таки у меня, Лизонька. – Он сажал ее к себе на колени. – Маленькая, как зернышко, что-то еще вырастет? У меня много обязанностей, мне хватает, зачем мне еще куда-то ездить по вечерам? Я целый день мотаюсь, голова кругом идет от встреч, к чему мне вечером видеть все те же лица? Ты расскажи мне лучше, почему ты рисование бросила в шестнадцать лет – помнишь, ты говорила?

И они заговаривали об этом, и уже через несколько минут Лиза забывала обо всем, стараясь объяснить ему каждую минуту своей прошлой жизни. Она видела, что Юра понимает все, о чем она говорит ему. Это понимание светилось в темно-серой глубине его внимательных глаз. Но, успокаиваясь под его взглядом, Лиза все-таки чувствовала в глубине души, что его мир не так распахнут для нее…

– Лиз, – сказал он как-то вечером в воскресенье, – я тут решил вечер один устроить у нас в особняке, как ты на это смотришь? Знаешь, случайно пришло в голову. Сидел в конференц-зале и подумал: а ведь пропадает зал, что этим стенам до наших совещаний, таких ли они видели людей! Это Владимирских был особняк, очень известная в Москве была семья. А теперь мы со своими инвестициями… Девочки сидят в информационном центре – глазки как пуговки, бухгалтер головы не поворачивает от компьютера. Тоска зеленая и какое-то убожество.

Когда только он успел об этом подумать? Лиза невольно улыбнулась, глядя на него.

– Что, смешны мои потуги? – спросил Юра, улыбаясь ей в ответ. – Ну и ладно, пусть смешно. А я все-таки пианиста одного приглашу хорошего, вот увидишь. Он и поэт еще, стихи свои почитает. Хотя они, по-моему, пустоваты, но ничего.

– Почему же смешно, Юра? – слегка обиделась она. – Я люблю стихи, и музыку люблю. Ты молодец!

Она думала, Юра говорит о каком-то неопределенном вечере, но оказалось, все это должно произойти в четверг: он уже договорился с пианистом и поручил Рае и Верочке из информационного центра накрыть стол после концерта.

Лиза зашла к ним во время обеда, предупредив Фриду Яковлевну, что будет обедать у девчонок. Верочка торопливо допечатывала какую-то справку – кажется, для Псковитина.

– Ты не знаешь, Лиз, чего это Ратников пианиста позвал? – спросила она, быстро перебирая пальчиками по клавишам.

– Ой, ну понятно же, Верунь, – ответила ей Рая. – Он человек интеллигентный, любит серьезную музыку.

– Нет, ну все-таки… Странно как-то – если б хотя бы современное что-нибудь… Рая, я тебе обед свой отдам. У меня сегодня второй день диеты, можно только овощи вареные.

– Вы тут, я смотрю, уже обедаете, а, девочки? – раздался голос Сергея. – А справочка моя готова, Веруня?

– Готова, Сергей Петрович! – бодро ответила Верочка. – А на концерт вы придете в четверг?

– Почему же нет? Приду, я люблю музыку.

– Ой, правда? – с сомнением в голосе спросила Рая. – Ну надо же… А знаете, что классика будет?

– А я что, по-твоему, попсу должен любить? – заметил Псковитин. – Или тебе, Веруня, потанцевать негде?

– Конечно, Юрий Владимирович заботится о нашем духовном развитии, – с наивной серьезностью произнесла Верочка. – Только вот зачем?

– Хороший вопрос! – усмехнулся Псковитин. – Лиза, ты очень занята после обеда? Зайди ко мне, пожалуйста.

И, не дожидаясь ее ответа, Псковитин вышел из комнаты.

Когда ровно через час Лиза постучалась к нему в кабинет, взгляд у нее был встревоженный. Псковитин поднялся ей навстречу из-за стола, подвинул кресло.

– Что-нибудь случилось, Сергей Петрович? – спросила Лиза.

– Нет.

Она облегченно вздохнула. Действительно, мало ли для чего он хочет ее видеть, почему сразу надо думать, будто что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось, – продолжал он. – Но я хотел предупредить тебя, чтобы ты по возможности удерживала Юру от необдуманных поступков.

Лизе почему-то сразу вспомнился последний разговор с Подколзевым в «Максиме» и то, как Юра едва не ударил его, – и в груди у нее похолодело. Псковитин смотрел на нее прямым тяжелым взглядом, глаза у него были такие же непроницаемые, как в первый день их знакомства в этом кабинете.

– Сергей Петрович, вы думаете обо мне что-то… плохое? Вы не доверяете мне? – спросила она, встретив этот взгляд.

Что-то промелькнуло в его взгляде – тоска, нежность или отчаяние – она не успела понять; и снова ничего нельзя было прочитать в этих светлых спокойных глазах.

– Ничего подобного, ты же знаешь. Иначе разве я стал бы говорить с тобой об этом? Просто Юра не всегда бывает выдержанным, склонен действовать импульсивно. Он всегда такой был. – При этих словах Псковитин улыбнулся. – Весь он в этом. А обстоятельства сейчас не самые благоприятные. Да ты не волнуйся, Лиза, – добавил он, заметив ее тревогу. – В общем-то все нормально, это я так, для профилактики. Ты же с ним рядом, должна знать. Но если будут какие-то конкретные предостережения, я тебе сразу их выскажу.

– Я поняла. Только это едва ли возможно – его удержать.

– Да.

Он кивнул, показывая, что сказал все, что хотел. Лиза встала, пошла к двери.

– Как ваша жизнь, Сергей Петрович? – спросила она, приостановившись у самого выхода. – Мы почти не видимся теперь…

– Я жалею об этом, Лиза, но ничего ведь не поделаешь, правда?

Теперь она видела, что лицо у него просто грустное. Но что она могла ему ответить? Лиза осторожно прикрыла за собою дверь кабинета начальника службы безопасности.

Четверговый концерт начался в восемь. Часов в семь Лиза помогала девочкам готовить стол, даже болтала с ними о чем-то. Но мысли ее были далеко, и несколько раз она отвечала невпопад на Верочкины вопросы о пирожках и бутербродах.

Она больше не пыталась обманывать себя в том, что происходит с Юрой. Последнюю неделю он приезжал к ней совсем поздно, уезжал рано, но дело было даже не в этом. Лизе казалось, что он смотрит на нее словно издалека – в глазах его было какое-то мучительное прощание, и все обрывалось у нее в груди, когда она встречала этот взгляд. И он опускал глаза.

Позавчера Юра приехал в два часа ночи. От него слегка пахло коньяком, но он не был пьян. Да Лиза и не видела его пьяным ни разу.

– Лиз, мы посидели немного с Сергеем, – сказал он, останавливаясь на пороге. – Извини, я не предупредил тебя и с собой не позвал. Нам надо было вдвоем посидеть – и мне, и ему.

– Зачем ты говоришь это, Юра? В чем ты оправдываешься, ну подумай сам?

Лиза ждала, что он пройдет в комнату, но Юра по-прежнему стоял на пороге, даже не расстегивая плащ, и вдруг ей показалось, что он сейчас повернется и уйдет…

Но это было невозможно, и не потому только, что она не могла представить себе собственной жизни после того, как это случится. Это было невозможно, потому что не прервалась между ними та незримая связь, которую Лиза чувствовала всегда, потому что они по-прежнему принадлежали друг другу больше, чем могут принадлежать только тела. Он любил ее, она не ошибалась – и он стоял на пороге, готовый уйти.