Я в свою ходил атаку… - Александр Трифонович Твардовский

газете «Ласточка». В номер сдаю стихи «Минское шоссе» на вышеизложенную тему. Настроение – писать все, что идет под руку, – наступление обязывает так же, как некогда горестный и страшный отход.

Ближайшие темы:

Белоруссия. (Что за край мы освобождаем – песни, сказки, поэзия, природа, «буросо» – в не– обязательном плане личной моей симпатии.)

В наступлении (наброски к Теркину с обозначением «С натуры» в скобках).

Минск, куда уже нужно завтра-послезавтра ехать.

30. VI А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва

…Завтра, должно быть, выеду с задачей попасть в итоге поездки в Минск. Дни чудесные, настроение поголовно праздничное, и я, плохо ли, худо, пишу чего-то с жаром, как в первые дни войны, только по другой причине. Нужно писать и печатать в газете, что придется: статейки, наброски к «Теркину», стихи. Сегодня написал стихи о четвертом лете. Может быть, передам их в центральную печать, если подвернется случай, нет – пришлю, как всегда, вырезку. Сегодня посылаю статейку.

В городе <Смоленске> не застал Мишу <Исаковского>, он уже уехал, и хорошо, так как следом опять был жестокий сабантуй…

Мы в большом движении, растянулись эшелонами, трудно, но хорошо. Мне всерьез кажется теперь, что уже скоро, скоро!

Я испытываю сейчас хороший подъем духа, беззастенчивость относительно планов и замыслов и желание только с доброй нагрузкой на своем посту служить, как положено, в такие дни. Там будет видно. Впереди уже маячит и отдых, и возможность все передумать и перебелить сначала. Я думаю, что тебе также сейчас лучше. Хоть радио питаешься. Ведь еще такого радио, кажется, не было. Мы буквально живем от сводки до сводки. Все полно предчувствия наилучших неожиданностей… Как я хочу видеть наконец «Теркина» в книжке!

P.S. В прилагаемой статейке полностью приведен стишок <«Ласточка»>, о котором я тебе писал и который переделал было, но теперь кажется, что напрасно и неудачно…

5. VII Р.Т.

Белоруссия, под Борисовом, дер. Панское. Вот наконец я в полном походном состоянии. У меня ни стола, ни койки, переезд за переездом, но на душе хорошо и свободно, может быть, потому, что ничего серьезного не пишу и не приходится думать об этом. Спал в сенях избы, выбегая в подштанниках на улицу смотреть, как палят зенитки. Думал, лежа, думал и не мог додуматься, отчего мне так хорошо. Вернее всего, от ощущения близости завершения войны, от успеха, который сказывается физически. Сейчас пишу эту страницу в жаркой, гудящей мухами, но чистой, раззанавешенной плащ-палаткой белорусской хате с очень красивым потолком (матицы поперек, а не вдоль, как у нас обычно, и они не широкие, как доска, а балки, опиленные ребром; потолочная доска в доску, в меру закопченные, но заметно мытые). Пишу за столом, покрытом льняной скатертью, не сильно беленой. Справа у перегородки – пианино, неизвестно, кто на нем играет и играет ли. Слева койка полковника с последним, лежащим на ней в нижней рубашке и с полотенцем от мух в руках. На улице – куры, песчаная пыль, колодец с удивительно чистой и вкусной водой. И мне так мила эта сохранность деревни, жилья, всего, что вокруг.

В сущности, я уже в самой ранней юности, при первых проблесках сознательности поэтической, я уже очень любил все это: всякое дерево живое и мертвое, всякую стреху, под которой такая благостная тень и паутинка, всякое огородное, и садовое, и полевое растение и цветение.

Идем с полковником купаться в мелкую здешнюю речку с очень холодной водой.

4 или 5.VII A.T. – М.И. П/п 55563 – Москва (с оказией)

…Опять записка, а не письмо. Живу – 500–600 километров в сутки туда-обратно, пишу в таких условиях, что трудно требовать чего-либо доброго, но настроение хорошее, мне довелось видеть то, о чем можно было только мечтать: успех такой, что он на лице каждого солдата, стремительность, необычность и фольклор, как в то лето, только по-иному.

Обнимаю тебя, дорогая, сажусь в машину, еду в Вильно, кот[орого] еще нет, понятно. Как писать тебе, если то, что у меня сегодня сверхновость, для тебя при получении письма будет чем-то давним и неинтересным.

7. VII Р.Т. Лагойск

Уже очень далеко в глубине Белоруссии, в свежих по освобождении местах, где еще душно от пожарищ и т. д., но все далеко от «фронта». Ощущение близости – немцы, окруженцы.

Местность, живописная по-новому для меня, холмы с хлебами и лесами по скатам с ровной и причудливой разделительной линией – как разрез. Много воды, речка с подорванной плотиной (шум у костела – показалось ночью, что шумят древние клены в ограде), неподалеку чудное, круглое на карте и в натуре озеро с теплой и глубокой водой – купаться можно только с одного места, где песочек чисто пляжный, а кругом явор и «дрыгва».

Купанье, трезвость, неизменное чувство хорошего, что происходит и что стоит прямо-таки в воздухе, намерение заняться «периодизацией» войны, так как последний и не похожий на все прежнее период по своему значению позволяет смотреть на все предыдущее уже вполне историческим взглядом.

Темнеет. Квартира чистая, люди хорошие.

Перепишу записи в тонкую тетрадь, другой нет. Можно будет ее вшить сюда, хотя она, пожалуй, будет иметь особый и не столь отрывочный и клочковатый характер.

11. VII Р.Т. Лагойск

Поездка под Вильно. Бездна новых впечатлений. Необходимость приземлиться – писать. Мог бы писать:

Очерки (Дорога, Нина Зубкова).

Теркина.

Дом у дороги, которому наступление дает и подсказывает сюжет. (Рассказ… о матери, вышедшей с тремя детьми из ада оккупации, эвакуации, рабства, концентрационного лагеря и т. п.)

Стихи о женщине, чей муж сейчас в лесу.

Сегодня едем дальше – под Сморгонь.

11. VII А.Т. – М.И. П/п 55563 – Москва

…Я все время на колесах с малыми остановками в пути. Мы так растянулись, и так много нового в нашей жизни. Это напоминает мне 1941 г., только все наоборот. Мы с ходу врываемся в города, мы вклиниваемся, окружаем и т. п., они бегут, задерживаясь на иных рубежах и зло огрызаясь, они бродят по лесам («немцы-окруженцы»), в общем, об этом писать в письме нет возможности. Я в бездне новых ощущений, мне бы только время и место, только бы приземлиться, я бы мог писать все – и «Теркина» (заключительные главы), и «Дом у дороги», ему вдруг нашлось развитие и сюжет – простой и сильный, и стихи разные, и очерки, и даже рассказы. Но этого-то и нет у меня покамест, надеюсь, что будет. Сегодня опять едем (все) вперед. Так все время: еду со всеми и выскакиваю наперед с Бакановым. Чувствую себя