Я вам что, Пушкин? Том 1 - Ричард Рубин

мной кучку бумаг, и они снова рассыпались по полу, — не переживай, нервные клетки не останавливаются!

— Не восстанавливаются, — поправила Моника.

— Ты что, от Гару эту дурацкую привычку подхватила? — Саёри насупилась и в отместку развязала белую ленту в волосах Моники, из-за чего вся прическа главы клуба пошла насмарку.

— Что это ты творишь? — возмутилась Моника, напрочь забывая про раскиданные документы, — такое поведение недостойно вице-президента, Саёри.

Та уже радостно ретировалась на место. Вместе с лентой. Весь ее вид говорил о том, что она ничуть не сожалела о содеянном и с удовольствием провернула такой фокус еще разок, если получится. Еще ее физиономия говорила о том, что на ланч Сайка заточила как минимум две шоколадные печеньки. Весь воротник был усеян коричневыми крошками. Ну хоть умыться догадалась, и то хорошо.

Наконец я сложил бумаги в стопку.

— Так, Моника, я закончил, куда складывать…эй, ты меня слышишь?

Ноль ответа. Я выпрямился и оглядел ее. Кулаки сжаты, взгляд пристальный, жесткий, буквально прожигает Саёри. Сейчас перед нами очутилась Моника из третьего акта, и от этого делалось как-то не по себе. Вспомнились передачи из детства про дикую природу с канала «Animal Planet». Там очень любили показывать, как львы в саваннах, в каких-то желтых степных камышах поджидают антилоп, чтоб потом их сожрать вместе с копытами и рогами.

— Эй, все в норме? — я обеспокоенно взял ее за локоть, — может, присядешь?

Она вырвала руку из моей хватки.

— Более чем, Гару, благодарю, — сказала она холодно. Чеканила каждое слово, — я просто сделаю то, что уже давно должна была сделать. Будь благоразумен и не мешайся под ногами.

Моника направилась к Саёри. Та раскрыла ежедневник и принялась что-то оживленно рисовать маркером прямо на корочке. Внимания на приближающуюся к ней фурию она не обращала.

(помнишь, как Джон Уик убивал людей карандашом? как думаешь, а ей слабо?)

Что бы это ни было, проверять я не хотел. Но было уже поздно. Моника нависла над незадачливой дурочкой. Распущенные волосы падали на плечи и спину. Не, это уже не лев, это, черт возьми, анаконда. Как в старом фильме с Дженнифер Лопес и рэпером Айс Кьюбом. Видеокассетная, мать ее, классика.

Нацуки тоже неожиданно притихла и постаралась стать незаметной. Благоразумное решение, спорить не буду.

— Ты продемонстрировала вопиющую непочтительность, Саёри, — медленно произнесла Моника, — и было бы неправильно с моей стороны проигнорировать такое поведение…

— Моника, т-ты меня пугаешь, — робко произнесла Сайка.

Да и не только ее. Мы тут все на измену присели, нелитературно выражаясь. Даже Юри оторвалась от своего блокнота и теперь наблюдала за сценой, нервно покусывая кончик ручки.

(а это не твоя случаем?)

Может, и моя, сейчас оно значения не имеет. Моника же не настолько дурная, чтоб жестко сбивать скрипт и устраивать кровавую баню прямо на собрании, ведь так? Так?

— Хоть ты и моя подруга, статус президента литературного клуба обязывает меня отреагировать на нанесенное оскорбление должным образом, — продолжила Моника.

— Оскорбление? — возмутилась Нацуки, — я понимаю, что ты каждый день перед школой два часа марафетишься, но это уж слишком!

Моника ее проигнорировала. Как, впрочем, и всех остальных. Она вытянула руку… и

…сдернула с головы Саёри ее красный бантик, после чего от души потрепала подругу по волосам. Да что там потрепала — взлохматила так, что Сайка стала похожа на какого-нибудь чокнутого профессора, пережившего взрыв в лаборатории.

— Ты водишь, — усмехнулась Моника.

После этой фразы в аудитории начался сущий кошмар. Саёри с хохотом соскочила со стула и ринулась в погоню.

— Ах ты вредина, — закричала она, — я чуть сердечный приступ не хватанула! Разве можно так пугать? Это не по-подружески!

— Будет тебе уроком, — пояснила Моника, — Никто со мной не шутит.

Они стояли друг против друга, как ковбои в каком-нибудь дешевом итальянском вестерне. Только перекати-поля не хватало и музыки Морриконе, блин. Обе замерли в напряжении. Впрочем, ничего настоящего в нем, этом напряжении не было. Глаза у обеих лучистые, смеющиеся, с игривыми искорками.

— ДОСТАНЬ ЕЕ, САЁРИ! — гаркнула Нацуки.

— Спокойно, — сказал я, — давайте остынем. Я тут вообще лицо незаинтересованное, как говорили в моем детстве, девочки дерутся — мальчики не су…

Закончить не успел — Моника юркнула мне за спину и тут же я едва не навернулся — госпожа президент решила, что Гару может сгодиться в качестве преграды и толкнула меня на преследовательницу. Я замахал руками как ветряная мельница в попытках сохранить равновесие и в третий раз сшиб на пол гребаные бумаги. Моника только покачала головой, мол, сам виноват, я тут ни при чем.

— О, не беспокойся, Нацуки, теперь я их обеих достану, — пообещал я, — и начну, пожалуй, с нашего президента.

И направился к Монике быстрым шагом. Та ловко проскользнула меж парт и расположилась у окна так, чтоб между нами оказалась Юри. Которой было не очень комфортно в центре стихийно начавшегося противостояния. Моника наклонилась и что-то шепнула ей на ухо. Юри в ответ кивнула и слабо улыбнулась. Успокаивает, наверное. Это даже мило.

— Тактика живого щита, — отметил я, — умно. Однако я, знаешь ли, парень не ленивый, могу и пару лишних шагов сделать…

— Ну так разомнись, Гару, что ты тормозишь? — усмехнулась Моника, — напряги ту лапшу, которая у тебя вместо мышц!

Вот щас обидно было. В том, что разрабы главного героя дрищом сделали, моей вины вообще ноль. И вообще в шестнадцать (или сколько там ему) накачаться сложновато. Я аккуратно обогнул парту. Моника, заметив это, бочком двинулась к кладовке.

— Я мщу, и мстя моя будет страшна, запомни это, — возвестил я, — тебе не уйти, Мо…

Тут идти вперед стало почему-то гораздо труднее. Я опустил глаза. Две бледные ладони сомкнулись в кольцо на животе.

— М-месть, — поправила меня Юри, — не «мстя», Г-гару. Как человек н-начитанный, т-ты д-должен это знать.

(вот это топ-10 аниме-предательств, согласен?)

— Пусти меня, Юри, — я добавил драматизма в голос, — я вышел на дорогу ярости и пройду по ней до конца.

— Б-боюсь, я не могу этого допустить, — тон Юри был все таким же робким и извиняющимся, — ты м-милый парень, к-конечно, но предать подругу было бы гнуснейшей