Невозможность страсти - Алла Полянская

– Собаки – милейшие существа. – Старик тихо засмеялся. – Когда всё закончится, приезжайте в гости. Ну, если будет желание, конечно.

– Семён Михайлович, нам надо уезжать?

– Да, Андрей. – Старик похлопал его по плечу. – Рана не беспокоит?

– Иногда, на погоду, и то не всякий раз, спасибо.

– Ну, и слава богу. Всё, пора вам.

– Спасибо, Семён Михайлович.

– Не за что. Был рад знакомству. – Он протянул Павлу руку, и тот с опаской пожал её. – Езжайте, у вас сегодня много дел.

Павел молча кивнул и пошёл к машине. В голове его теснились мысли, и, проходя мимо девушки, он снова посмотрел на неё. Она сидела на скамейке, подставив лицо заходящему солнцу, и даже головы не повернула в его сторону. Павел поёжился и поспешно сел в машину. Он испытал огромное облегчение, когда они выехали на шоссе и Золотово оказалось далеко позади. Они ехали в полном молчании – словно старик был ещё рядом, сидел здесь, хитровато щурился, и обсуждать его при нём же было как-то неловко.

– Куда сейчас? В Озёрное? – Андрей с опаской посмотрел на Павла. – Ты как вообще?

– Нормально. – Павел взглянул на солнце, которое уже клонилось к закату. – Давай домой к Ровене, я обещал цветы поливать.

– Думаешь, там безопасно?

– Уверен. Да и Старик велел. Что я ему наболтал, будучи под гипнозом, я не знаю, но…

– Паш… – Андрей сосредоточенно смотрел перед собой. – Ты на часы-то глянь.

– Что?

– На часы глянь. – Андрей избегал смотреть на Павла, и тот машинально взглянул на часы на приборной доске. – Мы там были меньше получаса. Десять минут расшаркивались, минут десять ты со стариком на крыльце стоял. Много ты ему мог рассказать за те пять-семь минут, что вы провели наедине?

Павел тупо уставился на часы. По всему видать, Андрей прав, но как тогда можно объяснить происходящее? Как Старик узнал о цветах, о Ровене, о том, что случилось? И почему ему кажется, что прошло много времени?

– Когда ты ему успел всё рассказать? – спросил он у Нефёдова.

– Я при тебе ему звонил. – Андрей нервно заёрзал. – А до этого я видел его два года назад. Он тогда мне свой телефон дал и адрес, сказал, что ещё увидимся. Вот и увиделись. Паш, не всё можно объяснить привычными нам категориями.

– Чушь какая-то. Как тогда… что ж это…

У Павла в голове и так была изрядная каша, а теперь всё ещё больше запуталось.

– Я объясню, Паш. – Андрей вздохнул. – Только ты не поверишь.

– Поверю.

Машина свернула на знакомую улицу, Павел достал ключи и открыл ворота.

– Заводи машину, а я пойду займусь цветами, не то они засохнут, и Ровена мне голову оторвёт. Потом поговорим.

Ему нужно привести в порядок свои мысли и воспоминания, и лучшего места, чем владения Цветочной Феи, для этого не найти.

– Я попробую встать.

Ровена упрямо смотрела на Ларису, и та поняла, что спорить бесполезно.

– Ладно, давай. Но только очень осторожно. Всё-таки прошла всего неделя.

– Уже неделя! Лариска, я больше не могу лежать. Иногда мне кажется, что чем больше я лежу, тем меньше у меня остаётся сил. И я хочу сходить в душ.

Ровена осторожно села на кровати. Боль в груди стала тупой, но не исчезла. Сломанные рёбра потихоньку срастались, рука тоже не особенно беспокоила, но её израненное тело заживало медленнее, чем она рассчитывала, и её это бесило. После того что произошло в больнице, Ровена стала думать о том, что для убийцы она – лёгкая мишень, а потому нужно вставать и начинать двигаться.

– Голова не кружится?

– Нет.

Голова кружилась, и ноги не держали. Ровена с удивлением осознала, как сильно ослабла за дни, проведённые на больничной койке. С ней никогда раньше ничего подобного не случалось – даже родив Тимку, она к вечеру уже смогла подняться и найти душевую в родильном отделении. А тут просто наказание какое-то, но идти на поводу у своей слабости она не намерена.

– Осторожно! – Лариса подхватила её, осуждающе хмурясь. – Вот зря ты начала скакать раньше времени.

– Не нуди, Лариска. Надоело валяться.

Душ освежил её, а когда Лариса сменила ей повязку и помогла облачиться в чистый халат, Ровена и вовсе почувствовала себя человеком.

– Сейчас бы ещё маникюр сделать…

– Всему своё время. – Лариса удручённо покачала головой – шатается, как пьяный матрос, и всё равно одни глупости на уме! – Там, на террасе, мы для тебя кресло поставили, дойдёшь?

– Дойду.

Это оказалось легче сказать, чем сделать, до кресла Ровена дошла вся мокрая, как после многокилометрового кросса. На кухне даже пришлось сделать небольшой привал.

– Устала?

– Нет.

– Ну и врёшь. – Лариса помогла ей устроиться в кресле и кивнула в сторону лужайки: – Смотри, твой сын – отличная нянька.

Тимка расстелил на траве плед и вместе с Юриком и Стефкой строил из конструктора что-то грандиозное: не то замок, не то небоскрёб. Малыши старательно подавали ему детали, все подряд, он выбирал нужные и прилаживал их на место.

– Даже Юрку смог увлечь, прикинь!

Лариса вынула пачку сигарет и закурила. Она курила тайком от Валентина, и от Юрика тоже таилась, но муж знал, что она покуривает. Они это никогда не обсуждали, и Ровену удивляло столь мирное сосуществование Вальки-Сундука и вредной привычки его жены, привычки, которую он считал недопустимой для врача.

– Ну, строить – это нормально. – Ровена смотрит на своего ребёнка и наглядеться не может. – В детстве мы все любим строить, созидать. А разрушать учимся потом.

– Не все.

– На самом деле все, просто каждый в своей мере. Потому что иногда разрушить – самое правильное решение. Но это всегда больно. А дети избегают боли, и это нормально. Многие взрослые иной раз ведут себя как дети, избегая боли и не разрушая то, что нужно разрушить, чтобы построить что-то новое. Жизнь – как конструктор, смешно, правда?

– Не думала об этом.

– Теперь кто из нас врёт?

Из-за угла дома показалась коляска, которую катила тоненькая темноволосая девушка.

– Это Света. Мы тебе о ней рассказывали.

– А сама бы я не догадалась.

У Ровены с Ларисой сложились сложные отношения. С одной стороны, они, безусловно, уважали друг друга, с другой – Лариса безоговорочно приняла сторону Валентина в отношении Ровены, та это знала и слегка презирала её за такое поведение. Это не мешало им иногда общаться, хотя их общение со стороны могло показаться вялотекущей ссорой. Но ссорой это не было, просто Ровене нравилось выводить из себя Ларису, а та относилась к ней примерно так же, как к Тимке, и не злилась.