Песнь одного дня. Петля - Якобина Сигурдардоттир

дело замять. И парень-то особенно не пострадал, совсем немножко его обожгло, а назавтра все уже прошло, ребята говорили. И вот из-за такой ерунды устроить скандал и потерять работу! И что таким людям нужно? Не понимаю, чего они бесятся. Не заботиться о последствиях, потакать всем своим капризам, ни с кем и ни с чем не считаться! Особенно когда имеешь дело с иностранцами; раз уж приходится с ними работать, ты просто обязан держать себя в рамках, чтобы они чувствовали твое доверие и понимание. Для всех же лучше, если мы с ними будем жить мирно. А Додди поступил совершенно неправильно. Это же не имеет отношения к его обязанностям, это дело профсоюза. Додди не сам должен был жаловаться, а пойти к профсоюзному уполномоченному, к Ищейке то есть. Уполномоченный докладывает руководству союза, а руководство передает жалобу нашему начальству. Вот это правильный путь. Так, конечно, дольше, но зато можно как следует разобраться во всем и занять разумную позицию. И тогда Додди остался бы на работе, его бы не уволили, можешь не сомневаться. Потому что тогда за ним стоял бы профсоюз, и мы все поддержали бы его, все, как один.

* * *

Потише, парень, никогда ведь не знаешь, кто тебя может услышать. А эти чертовы немцы — они в два счета начинают понимать по-исландски, имей в виду. Да, я согласен, совершенно согласен, всякому терпению есть предел. Но не нужно торопиться, нужно все спокойно обдумать и взвесить. И не стоит, к примеру, упрекать иностранцев, что они, мол, слишком подозрительные, — как ни говори, у них ведь есть основания. Вот взять хоть эти кражи. Ничего, конечно, особенного нет, если ты взял что плохо лежит, а тебе это нужно; подумаешь, все равно тысячи летят на ветер и все равно все тащат. Верно, но это может завести слишком далеко. И заводит, представь себе. Раньше так случалось, когда мы на армию работали, и сейчас тоже. Прежде, до них, я никогда не слышал, чтобы кого-нибудь у нас могли заподозрить в воровстве. Разве только одного — про него говорили, что прирожденный вор. Но вот поди ж ты — оказалось, что он ничуть не ловчее нас всех. Я, помню, прямо чуть с ума не сошел, когда первый раз с этим делом столкнулся. Со мной работал наш сосед, лет пятидесяти, наверно; говорили, что безупречный человек, верующий, и в церковь всегда ходил, и никому ничего плохого не делал. Я думал, он в рассеянности, случайно, чего-то там взял, другое мне и в голову не пришло бы, а он вдруг и вторую штуку берет, протягивает мне и говорит: «Клади, парень, в карман, может, после пригодится, у них барахла и так хватает». Ну, я взял, но испугался до черта — а вдруг бы они узнали! И чтобы этот человек… я просто не мог понять… и наволновался же я в тот вечер! А потом увидел, что все так делают. Над инструментами, парень, они чертовски дрожали, следили, как бы чего не пропало. А Рунки, до чего же ловкий был черт, хладнокровный, тащил прямо у них на глазах. И так спокойно и умело, с такой невинной рожей, что просто подохнешь со смеху. Ну прирожденный вор, искусство, да и только. Нужно, не нужно — он все тянул; мы-то, положим, не отставали, но он всех переплюнул. Когда они ушли, у него дома все было так забито краденым, что связку сушеной рыбы некуда было приткнуть, ей-богу. По правде говоря, когда они собрались уходить, и мы стали смотреть, что пойдет с аукциона, все прямо диву дались. Будку, к примеру, тут же стащили, после того как там не стало часового, и мы ужасно волновались, что и наш барак исчезнет, прежде чем папаша сумеет его заполучить. А они ведь боялись воров, да, боялись, но никого не поймали. Чуть было не засекли однажды парнишку, новичка, но мы все дали им отпор, все как один заявили, что молоток он принес из дому — на молотке ведь никакого клейма не было, — и они отстали, не то плохо пришлось бы парню. А вот Рунки — тот был мастер, просто мастер. Но если б даже они кого-нибудь и схватили, что толку, раз все крали, все до одного, кто только работал у них; по крайней мере я ни одного исключения не знаю. И везде так было. Особенно в Кефлавике, так я слышал, хотя везде было примерно одно и то же. Ну, они, конечно, пытались что-то сделать, а что сделаешь — не посадишь же всю округу в тюрьму! Это никакой тюрьмы не хватит! Смешно! Кто это будет сажать в тюрьму целую округу, когда кругом полно работы и иностранцев, у которых можно воровать. И когда все всё друг о друге знают. А выбирать — кого сажать, кого нет, из этого бы вряд ли что вышло, у начальства и без того было полно хлопот, как бы самим удержаться. Нет, не знаю я ни одного, ну ни одного человека, чтобы работал у них и ни разу не украл. Это как-то само собой выходило — не знаю уж почему. Я, например, знал одного парня с запада, вполне благородный парень и образованный, он в Кефлавике работал, недолго, всего несколько месяцев; так раньше он и сапожной иглы не взял бы, а тут тянул каждый божий день, все, что под руку попадется. Под конец он украл газосварочный аппарат и ящик с инструментами и понял, что у них из-под носа можно увести все что угодно. Но я уже говорил, что он был парень благородный, он достал грузовик — не украл, не думай, купил! — и со всем барахлом поехал к себе домой на запад. И ни раньше, ни потом он никогда не крал, это я точно знаю. Почему он у них стал воровать? Сноровка у него была, у каждого есть своя сноровка, а он, как Рунки, прямо-таки на свет родился для этого дела. А самое занятное — красть у американцев, потому что из всех иностранцев они больше всего этого боятся. Вот с тех пор так и повелось. Ты, к примеру, не работал на армию, а вспомни-ка про электродрели. Здорово ты успел, ничего не скажешь! Сколько их тогда пропало? Десять или двадцать, не меньше! Или клещи, ха-ха-ха! Они-то решили, что умнее их и на свете нет — начали на все ставить номера, а помогло это? Черта