Повседневная жизнь русских щеголей и модниц - Елена Николаевна Суслина

То льдом, то искрами, манят;

С курильниц благовоньи льются,

Плоды среди корзин смеются…

И аромат курительниц, и аромат духов, пропитавший платье и всю ее до кончиков волос, — все это прекрасно, но, увы, неосязаемо. Аромат хотелось «держать в руках». На помощь щеголихам пришла фантазия парфюмеров, они придумали тестообразные смеси из благовоний, которые лепили в виде шариков и носили с собой, их называли «Благовонные яблоки». В состав смеси входили ладан, стиракса, мастика, благовонная эссенция, гвоздика, сандал, мускусный орех, смирна и амбра. Ее разбавляли розовой водой в таком объеме, чтобы получилась вязкая масса.

А еще изобрели, например, миниатюрный флакончик в форме улитки со зрительной трубочкой посередине. Усядется красавица в театральное кресло, поднесет двумя пальчиками к своему глазику чудесную вещицу и вдохнет аромат любимых духов. И колыхнувшийся слегка воздух, возможно, донесет это благоухание до ее страстного поклонника, и почувствует он внезапное волнение… Ах, до чего прелестно!

Флаконы и шкатулки, в которых хранили парфюмерию и косметику, доставляли своим видом немало радости модникам и модницам. Флаконы делали как стеклянными, так и из золота и серебра, их украшали всевозможной отделкой, самые красивые были европейские, они рекой текли на российский рынок. Простенькие и обычные, что заказывали у местных стеклодувов, украшали именами владельца, так, на одном из таких выгравировано: «Графины Варвары Алексеевны Шереметевой».

Туалетцами называли коробочки для хранения флаконов и косметических принадлежностей, таких, как щеточки и зубочистки. Их делали из драгоценных металлов, слоновой кости и цветного камня. Если по роскоши исполнения с ними не сравнится ни одно сегодняшнее изделие для хранения косметики, то функционально оно ничем не отличалось. Например, коробочка для румян имела три отделения: одно длинное — для кисточки; два поменьше — для румян и мушек. Флакончики для духов, одетые в ажурные золотые оправы с драгоценными камнями и эмалью, и ароматники нередко украшали такими надписями: «Своим выбором я доволен» или: «Я думаю о Вас» и т. п.

Глава 7

Противники косметических «ухищрений»

Непомерное влечение к косметике и парфюмерии, царившее среди поклонников моды, вызывало серьезные нарекания в их адрес русских писателей-просветителей. Ничто, кроме собственной внешности, не волновало модников, ничего, кроме наслаждения, «празднества и безумного таскания», о которых говорил еще в XVI веке московский митрополит Даниил.

Писатель и естествоиспытатель Андрей Тимофеевич Болотов в своих мемуарах писал: «…случилось мне в сей раз (в 1773 году) видеть мещанское гульбище (в Туле) и довольно изрядное… Только я не мог без досады смотреть на вымазанные уже слишком много и размалеванные румянами лица…»

А. Н. Радищева пугали не столько «размалеванные» лица, сколько внутренний мир этих модниц и петиметров, писатель искренне сокрушался: «…у вас на щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на искренности… сажа. Все равно румяна или сажа…»

К тому же мода на косметику уже не знал а никаких возрастных границ, красились и совсем юные франтихи, и давно утратившие молодость. А уж как нелепо выглядит постаревшая красавица в ярком румянце с замашками молоденькой невесты!

«Трутень» в объявлении «Из Мещанской» язвительно оповещал своих читателей: «Есть женщина лет пятидесяти. Она уже двух имела мужей, й ни одного из них не любила, последуя моде. Достоинства ее следующие: дурна, глупа, упряма, расточительна, драчлива, играет в карты, пьет без просыпу, белится в день раза по два, а румянится по пяти. Кто хочет на ней жениться, тот может явиться у свах здешнего города».

Лукавый автор заметки, опубликованной в «Зрителе», представил ночной столик такой великосветской львицы: «…Она спит, и все ее прелести раскладены на уборном столике: зубы… близ зеркала… волосы накинуты на зеркало…. нежный румянец… и белила… в баночках…»

А о том, как обманулся наивный юноша, приняв немолодую даму за юную прелестницу, рассказывал сатирический журнал «Всякая всячина»:

«Почтенные господа, известно вам, что девушки не охотно близко к себе допускают женихов. Вы знаете, что есть и такие проворные, кои умеют искусством казаться совсем инако, нежели как они сотворены. Они распишут губы розовою краскою, щеки брусничною; лоб, нос, бороду, шею и грудь белилами; брови распишут колесом и намажут их обще с волосами Грузинскою краской; жилы наведут карандашом, и издали, одним словом, покажутся красавицами.

Никогда человек более влюблен не был, как я влюбился во свою невесту. Но лишь я женился, нашел я на другой день во своей спальне по утру, вместо прекрасной, молодой, женщину, коя бы могла быть матерью той, в которую я влюбился…»

Писатель Николай Иванович Страхов напоминал: «…чтобы не ошибиться в выборе жены, ныне весьма нужно тонко знать химию, или иначе в косметический магазин чаще наведываться о новых изобретениях подделывать безобразных под вид красавиц и старух под вид шестнадцатилетних».

Он же насмехался над российскими мотами, которые спускали немалые состояния на эту безделицу. «После покойного господина Промотаева продается деревня разоренная, состоящая в 500 душах. По избыточеству ее и угодьям отдается за сходную цену 5000 рублей. Да в доме его продаются также несколько тысяч дюжин новых и мало поигранных карт, несколько сот пуд французской пудры, 10 кадок помады, 2200 аршин косных лент, два сундука шпилек… бутылочек, скляночек бывших с духами 6725…»

Журнал «Вечерняя заря» в ноябре 1782 года пытался растолковать нашим модникам, что иностранцы, сколачивающие большие состояния на нашей склонности к импортным мелочам, существуют за счет российских товаров, так стоит ли уж так способствовать их обогащению?!

За то, что мы лишь хлеб и злато им давали,

Они нарядами нас щедро снабдевали:

Явилися духи со спиртами у нас,

Превкусные плоды, ранеты, ананас,

Сутуга, шпильками став, вновь переродилась,

И медь сибирская в булавки превратилась;

Вдруг пудра сделалась из нашея муки,

И ею заняты у всех уж сундуки…

Мы уже упоминали о знаменитом указе под № 17.111 о запрете ввоза модных товаров из Франции, который вызвал буквально переполох среди отечественных модников и модниц.

На это событие господин Страхов ответил произведением «Плач Моды»: «…Рыдай возлюбленное щегольство и ветренность! Стонай со мной, дурачество и роскошь!» — восклицает Николай Страхов, предвкушает конец этой абсурдной разорительной страсти к безделицам. Он пишет от лица несчастной Моды, которой наконец пришел вроде бы логический конец.

«О! Праведное заблуждение! Прилично ли пылиться иною какой-либо пылью, кроме пыли французской? Увы! Отныне французская пудра не будет тучами летать в уборных, а благовоние жервеевой помады не услышит отныне ни один