XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Высказывались предложения усилить польскую тему. Брежнев возразил: «Не надо смаковать вопрос. Там фактически не произошло контрреволюции, там были ошибки в руководстве».

Кириленко. Это эпизод, который должен сойти со сцены.

Так говорили наши вожди. А ведь уже тогда был очевиден и понятен главный «вывод»: все, что происходило там, в Чехословакии и Польше, имеет непосредственное отношение к нам, к нашей партии, к советскому обществу. Я даже рискну предположить, что это чувствовали и многие из нашего руководства. Чувствовали, но не хотели, боялись сделать следующий шаг — перейти от языка чувств к языку логики. Менее двадцати лет оставалось…

Другая разработка той же темы.

Пономарев. Весь мир кричит о кризисе мировой социалистической системы. Китай против Советского Союза. Албания. События в Чехословакии. Взрыв в Польше. Все говорят, что плохо дело в мировой социалистической системе. Если промолчим, вроде бы согласны. Что же делать? Сказать одним абзацем, что много всяких враждебных голосов кричат о кризисе, а что на самом деле? Показать, что на самом деле. И оказывается, что «на самом деле», несмотря на «события», все совершенствуется.

Катушев. И наши друзья спрашивают, как объяснить эти события. Оппортунисты их сбивают, говорят, что идет кризис. А мы скажем, что нет кризиса.

И говорили. Не других убеждали, а себя прежде всего пытались убедить. Но не всегда получалось. В остатке, «на кухне», когда один, подспудное чувство уязвимости. И оно усиливало раздражение по отношению к тем, кто сыпал соль на наши раны (даже если официально отрицалось наличие ран).

Брежнев рвался в бой. «Давайте вспомним, как Ленин боролся с социал-демократами и со всей этой братией. Я думаю, что не случайно и Сталин вспомнил об этом. Ни одна социал-демократическая партия не привела рабочий класс к революции, ни одна. Только Коммунистическая партия это сделала… Возьмите вы Канадскую социал-демократическую партию и другие. Поэтому мы должны, Борис Николаевич, остро разделать некоторые партии и не бояться этого. Всех нельзя. Я с этим согласен. Но на примере какой-нибудь партии это надо сделать. Давайте разберем, какую позицию занимает социал-демократическая партия Швеции, партия Норвегии. Там и не пахнет марксизмом. Возьмите Англию.

Демичев. Австралию.

Брежнев. Кто же кроме нас поднимет голос? Венгрия не может. ГДР не может. Польша — тоже не то звучание. Только КПСС может смело взять это на себя. Не смотрите на то, обидится или нет партия. Конечно, форма должна быть корректная. Пусть когда-то они не приедут. От этого революционное движение на земном шаре не убавится.

Суслов. Надо направить удар против социал-демократов.

Демичев. Я говорил: ударить по социал-демократам».

Но когда рука раззудится, трудно остановиться. Бить так бить.

«Брежнев. Если какая-то партия осмеливается, не у власти, маленькая, неавторитетная, не может даже численности своей сохранить, поднимать голос против партии Ленина, так чего нам бояться им немного по рылу ударить?

Голоса. Правильно.

Демичев. Если бороться не будем, все будет расползаться.

Брежнев. В чем же состоит наша руководящая роль в этом вопросе? В чем же состоит наша борьба со всякими течениями, если не разоблачим кого-то? Всех называть не надо, но о таких явлениях надо сказать».

Пока докладчик шел к трибуне съезда, намерение ударять и разоблачать не то чтобы пропало, но облеклось в привычные обтекаемые, пустые формулы.

Следующий круг обсуждения состоялся в Завидове в начале февраля. Аудитория была другая. Члены и кандидаты отсутствовали. Присутствовали: М. В. Зимянин (главный редактор «Правды»), С. Г. Лапин (председатель Гостелерадио), Г. Л. Смирнов (зам. заведующего отделом пропаганды ЦК), Н. А. Ломакин (консультант отдела организационно-партийной работы), а также стандартная группа — Александров, Арбатов, Иноземцев, Загладин и Бовин.

В январе разыгрались бурные события вокруг экономического раздела. Арбатов и Иноземцев доказывали Брежневу, что традиционный подход — группа «А» (производство средств производства) идет впереди группы «Б» (производство предметов потребления) — устарел. Производство для потребления, для повышения благосостояния людей — так надо ставить вопрос. Соответственно темпы роста группы «Б» должны быть выше, чем темпы роста группы «А». После длительных дискуссий Брежнев согласился. Арбатов и Иноземцев радикально переориентировали текст. Так что мы обсуждали уже новый вариант.

Сразу споткнулись на проблеме «А» и «Б». Наиболее жестко высказывался Николай Андреевич Ломакин (и такие консультанты появились!). Его смущал «излишний перегиб» в сторону потребления, «чрезмерный крен» в сторону производства товаров народного потребления. Почему «поворот экономики» к удовлетворению потребностей? А раньше куда она была повернута?

Арбатов и Иноземцев энергично отбивались.

Иноземцев. Я не вижу ничего дурного в том, что на съезде партии генеральный секретарь в полный голос скажет, что, создав возможности, которыми располагаем, партия в предыдущем пятилетии начала, а сейчас в еще большей степени, чем раньше, уделяет внимание вопросам потребления. Почему надо бояться, что народ этого не поймет? Это не уменьшит, а повысит авторитет партии.

Мы не снимаем вопрос об обороне. У нас это сказано сильнее, чем где бы то ни было. Нельзя сказать, что мы это приуменьшаем, недооцениваем. Насчет тяжелой промышленности — начинается с нее, без нее ничего нельзя сделать. Снимать саму идею поворота совершенно неправильно. Это — основа, может быть, всего доклада.

Плел запутанные кружева Зимянин. Вроде бы и да, но вроде бы и нет.

Иноземцев. Должна быть идея «поворота» или нет?

И снова словесные кружева с упором на то, что «последний и решительный бой» еще впереди и не стоит расслабляться.

Иноземцев. «Последний», «решительный» — это не только ракеты. Это уровень жизни, это то, что дает социализм. Это демократия.

Зимянин. Но это не значит, что поворот к потреблению должен исключать упор на оборону.

Александров. Тов. Иноземцев моложе годами, и он, наверное, не помнит, что в 1935–1936 годах в нашей пропаганде и в значительной степени в экономике был взят широкий курс на производство товаров для населения, конечно, на другой, более слабой, чем теперь, основе. Затем последовал Мюнхен, и все повернулось: увеличился рабочий день, прекратилась продажа товаров. Но где у нас гарантии, что не будет сорвана ратификация договоров с ФРГ. Что нам делать тогда со всеми этими обещаниями?

Иноземцев. Если пошел такой откровенный разговор, то я хотел бы сказать: что нам грозит через десять лет? Америка слабее не станет. Европа станет сильнее. Япония станет второй промышленной державой мира, и на границах у нас неизвестно какой Китай. Как можно подойти к этому, чтобы быть во всеоружии? Только максимально развивать экономику, а максимальное развитие экономики сегодня — это, прежде всего, научно-технический прогресс. Ни одна страна не смогла обеспечить этого при мизерной заработной плате. Это экономический закон. Мы должны внутри своей страны всячески стараться поставить экономику на обе ноги. Тяжелая промышленность — одна нога. С одной тяжелой промышленности мы не сможем обеспечить накопления…