Испанская легенда - Татьяна Полякова

В темноте кто-то всхлипывал, это было не похоже на плач,скорее на поскуливание, и в первый момент я подумала, что где-то рядом скулитщенок. Я попробовала позвать его, и тогда стало ясно: рот мне залепили скотчем.Я лежу вытянувшись на чем-то жестком, руки крепко стянуты. Наверное, тожескотчем. Связанные ноги успели занеметь. Я попыталась пошевелиться,перекатилась на правый бок, голову сразу же пронзила острая боль, и язастонала. Поскуливание рядом стало громче. «Это девушка», – мелькнуладогадка. И тут же на меня нахлынула паника. Галя хотела рассказать мне обАлексе. Господи, какая же я дура! Как я могла выйти из дома, не предупредивМартина? Девушка сидела на водительском кресле, а кто-то лежал на сиденьесзади, держа в руках шнурок, обмотанный вокруг ее шеи. Переулок был пуст, врядли нас кто-то видел. Чтобы перетащить бесчувственное тело на заднее сиденье,необязательно выходить из машины. Стекла у «Жигулей» были затонированы, никто,даже проходя мимо, ничего бы не увидел... Кто этот тип в дурацкой маске нафизиономии? Маньяк, убивающий женщин? Он прислал мне резинку с волос жертвы, атеперь решил, что нам пора встретиться? И опять: Мартин, как я могла... Онбудет звонить, искать меня... Я не могу сейчас умереть. Я должна найти выход,должна...

Над головой послышались шаги. Потом скрип, я увидела полоскусвета и поняла: там наверху люк и сейчас кто-то его приоткрыл. Я перекатиласьна спину, приподняла голову и увидела мужчину. Придерживая крышку люка рукой,он спускался вниз спиной ко мне. Люк опустился, и стало темно, а потом вспыхнулсвет фонаря и ударил мне в глаза. Я зажмурилась, отворачиваясь от света.Мужчина был совсем рядом, стоял и смотрел на меня. Потом свет фонаряпереместился, но еще некоторое время я по-прежнему ничего не видела. Затоуслышала, как вскрикнула девушка. Два глухих удара, и она замолчала. Он шагнулко мне, в полоске света я видела только его кроссовки. Свет опять ударил поглазам, а потом скотч сорвали с моих губ, и я закричала.

– Больно? – хрипло спросил мужчина, усаживаясь рядом, исам себе ответил: – Больно.

– Кто вы? – с трудом произнесла я и не узнала своегоголоса. Девушка рядом опять застонала.

– Вот сука, – разозлился он и шагнул к ней. –Заткнешься ты, наконец!

А я замерла, потому что узнала голос. Я его узнала, хотяразум отказывался с этим соглашаться. Этого просто не могло быть. И все-таки япозвала:

– Кешка?

Он резко повернулся, и свет заплясал на стенах подвала, иего отблески падали на лицо Кешки, лишив меня сомнений.

– Кешка, – повторила я и в полном обалдении добавила: –Ты что, спятил?

– Спятил, – засмеялся он. – Точно, яспятил. – Он хохотал как сумасшедший, а потом сказал: – Это ты во всемвиновата, ты... Дрянь, дрянь, сучка дешевая, вот ты кто. – Теперь он почтикричал и притопывал ногами, как делают капризные дети. Нелепо, беспомощно. Иэта его беспомощность лишила меня страха. Я должна его бояться? Вот этогожалкого придурка?

– И в чем я виновата? – спросила насмешливо.

Он ударил меня ногой в живот, я вскрикнула, а он усмехнулся:

– Попробуй еще посмеяться надо мной. Ты только и делала, чтовсю жизнь надо мной смеялась. Я тебя любил! – заорал он. – Я любилтебя. А ты смотрела на меня как на падаль. Что бы я ни делал, ты толькосмеялась и презрительно воротила нос. «Кешка неудачник, Кешка ничтожество», тыведь так думала? Я старался, я очень старался... Я надеялся, ты увидишь... И что?Я писал книгу и думал: вот теперь она поймет, а ты... ты даже не прочитала ее.Тебе неинтересно. Я пустое место, да? А потом появился этот хлыщ, и тыбросилась ему на шею. Трахаешься с ним, сучка, ты с ним трахаешься... – Онударил меня один раз, второй, я сцепила зубы, чтобы не застонать.

Кешка взмахнул рукой и выронил фонарь, он теперь лежал наполу рядом со мной.

– Вот что, – сказала я, когда боль утихла. – С кемя трахаюсь, тебя не касается. Ты больной придурок, но ты был моим другом. И яхочу тебе помочь. Развяжи девушку, позвони Толику. Он приедет, и мы вместерешим, что теперь делать.

– Твой Толик идиот... добренький, сладенький идиот. Ондумал, дружбу можно купить за деньги. Вы все... я вас ненавижу, вы все меняпрезирали. И не мечтай, что ты выберешься отсюда.

Он присел, дотронулся до моей щеки, и я совсем рядом увиделаего лицо. Лицо сумасшедшего.

– Убивать легко, – произнес он и засмеялся. – Тыдаже не представляешь, как легко.

Девушка снова застонала, Кешка рванулся к ней, схвативфонарь с пола, ударил им ее по голове и рявкнул:

– Я же сказал, заткнись! Придет твоя очередь, наорешься.

– Прекрати! – крикнула я. – Оставь девушку впокое.

– Я ей кишки выпущу, прямо сейчас, – засмеялсяон. – А ты будешь смотреть. А потом, потом... я тебя сразу убивать нестану. Это слишком просто. Ты будешь сидеть в этом подвале месяц, многомесяцев. Твой Мартин замучается тебя искать, а ты будешь совсем рядом. И ктотебя будет трахать, он или я? Ты родишь мне сына, – он перешел нашепот. – А потом сдохнешь здесь, в подвале.

Я засмеялась, хотя мне было совсем не смешно. «Моей мамеследовало рассказывать нам другие истории».

– Ты опять смеешься? Ты надо мной смеешься? – бросилсяко мне Кешка, и в этот момент люк приподнялся, мой бывший друг испуганноповернулся, а я увидела Алексея. Свесившись вниз, он смотрел на нас, держа вруках пистолет. Я вздохнула с облегчением, а Алексей сказал:

– Извините, что опоздал на ваш праздник.

– Брось пистолет! – завопил Кешка. – Брось, или яее убью.

– Чем, пальцем? – вздохнул Алексей.

– У меня есть нож.

– Так пока ты его достанешь, я пристрелю тебя четыре раза.Иди сюда, придурок. Иди, пока я добрый. Не то перебью обе ноги, придетсяползти.

– Я убью ее, – беспомощно повторил Кешка.

– Лучше не зли меня. Давай, давай, я жду.

Кешка, точно под гипнозом, пошел к лестнице, начал медленноподниматься, Алексей схватил его за шиворот, как нашкодившего кота, и ударилпистолетом в висок. Кешка вскрикнул и обмяк. Алексей выволок его наверх, и обаскрылись из вида. Я слышала Кешкины стоны и матерщину Алексея. Но в тот моментего дурное воспитание меня нисколько не коробило. Алексей спустился вниз иосвободил сначала меня, а потом девушку. Она смотрела на нас расширенными отужаса глазами.

– Ты как, радость моя? – спросил у Гали Алексей, быстроосмотрел ее и кивнул: – Жить будешь. – И улыбнулся. – Потерпималость, мне с этим уродом поговорить надо до того, как его менты оприходуют.