Испанская легенда - Татьяна Полякова

И опять стало ясно: он до сих пор любит жену, хотя умерлаона десять лет назад.

– Что ж, выпьем за знакомство, – кивнул он, стряхивая ссебя печаль.

Мы выпили, Серафима подала на стол горячее и удалилась накухню, я-то думала, что она будет ужинать с нами, но оказалось, здесь другиепорядки. Время от времени она появлялась, стараясь не привлекать к себевнимания. Интересно, она постоянно живет в доме? Игнат Мартынович вовсе непроизводил впечатление беспомощного инвалида, я была уверена, что он вполнеспособен сам о себе позаботиться. Болезнь не заставила его погрузиться в своипроблемы, отгородиться от мира. Он оказался прекрасным собеседником,остроумным, внимательным. Поинтересовался моей учебой, о родителях не спросил,значит, Мартин предупредил его. Рассказал несколько забавных историй из детствасына, над которыми мы от души посмеялись. Поужинав, мы вернулись в гостиную.

– Что читаешь? – спросил у отца Мартин, кивнув накнигу.

– Тацита.

– Это кто ж такой? – скроив забавную мину, удивилсяМартин и тут же замахал руками: – Ладно, ладно, я помню, кто этот тип. Впротивном случае придется выслушать подробный рассказ об этой выдающейсяличности и времени, в котором он творил.

Они продолжали подшучивать друг над другом, а я, сидя надиване, слушала их, чувствуя себя так, словно после долгого отсутствиявернулась домой. Говоря попросту, была почти счастлива. И не заметила, какуснула, прижавшись щекой к плечу Мартина, и во сне видела себя у камина вокружении родных мне людей. Теперь я рассказывала что-то и подшучивали надомной...

– Девочка устала, – услышала я. – У нее былтрудный день.

Я подняла голову и увидела Мартина, он улыбался, все ещеобнимая меня.

– Проводить тебя в твою комнату?

Комнату мне отвели на втором этаже.

– Я буду спать напротив, – предупредил Мартин. –Если что, зови громче.

– Если что? – подняла я брови.

– Ну... надежды я все-таки не теряю.

Он поцеловал меня и ушел, я тут же пожалела об этом, но всеравно была счастлива.

Я проснулась, когда за окном было темно, в дальнем углукомнаты горел ночник, заботливо прикрытый экраном, чтобы свет не мешал. Ипоняла, что Мартин заходил в комнату уже после того, как я уснула. Япредставила, как он входит, включает лампу, затем наклоняется ко мне иосторожно целует... Он сказал, его комната напротив, а еще сказал, что нетеряет надежды. И мне захотелось к нему. Желание было настолько острым,настолько волнующим, что все мои страхи мгновенно отступили. Я поднялась и нацыпочках направилась к двери, еще сомневаясь в том, что у меня хватит смелости.

Дверь в его комнату была открыта. Я сделала шаг, затаивдыхание. Свет уличного фонаря падал в окно, освещая застеленную кровать. Явздохнула, скорее от разочарования, и попятилась назад. И услышала голоса, едваразличимые. Значит, Мартин все еще внизу, со своим отцом.

Не очень отдавая себе отчет, что и зачем делаю, я медленноспустилась по лестнице, она тонула в темноте, и мне пришлось держаться заперила, чтобы не оступиться.

Отец Мартина по-прежнему сидел возле камина, Мартин бродилпо комнате, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Девочка спит? – спросил отец.

– Да, спит.

– Она очень красива, – сказал Игнат Мартынович. –Очень. Но мы с тобой знаем, чего стоит красота.

– Она прекрасна, отец. И я люблю ее.

– Это меня и беспокоит. Любовь делает человека беззащитным.То есть слабым.

– Только не меня, отец. – Мартин подошел и положил рукуна его плечо, тот похлопал сына по ладони.

– Я не сомневаюсь в тебе. Пожалуй, нам тоже пора.

– Спокойной ночи, отец.

– Спокойной ночи.

Мартин направился к лестнице, а я стала быстро подниматьсяна второй этаж, стараясь делать это бесшумно и боясь, что Мартин заметит меня.Я уже была возле двери в свою комнату, когда услышала, как он окликнул меня. Янашла в себе силы повернуться и посмотреть на него. Он подошел, взял меня заподбородок и спросил:

– Подслушивала? – А я отступила, отводя взгляд. –Это не страшно, – улыбнулся Мартин, обнял меня, я вновь отступила ипотянула его за собой. – Ты уверена? – спросил он, целуя меня.

– Ты же сам сказал: «Слушай свое сердце».

Свое сердце я послушала, но все-таки была здорово напугана ив первые минуты всерьез опасалась грохнуться в обморок. Меня трясло отволнения, и руки вдруг стали ватными. Я торопливо стянула с себя футболку,чтобы назад дороги не было, и тут же устыдилась своей наготы. Боялась смотретьна Мартина, его нагота тоже смущала и против воли притягивала взгляд.

Я пыталась вспомнить хоть один похожий эпизод из фильма илилюбовного романа, чтобы позаимствовать подходящую реплику, но в памяти внезапнообразовался провал, а потом все реплики и прочая ерунда уже не имели значения.Ничего уже не имело значения, только то, что он рядом, что мы вдруг сталиединым целым, дышали, двигались в такт и мое тело знало, чего оно хочет. А ещебыло смешно вспоминать чужие рассказы, такими глупыми они казались. Потому чтов действительности все не так. Я знала: никогда не смогу передать словами дажесотую долю того, что сейчас чувствую. И если был во мне страх, то теперь уже подругой причине. Я не боялась показаться неловкой или, боже избави, некрасивой.Я поняла, как сильно люблю его. И вспомнила слова его отца: «Любовь делаетчеловека беззащитным». Но страх тут же исчез, на смену ему пришла уверенность:я в безопасности, потому что Мартин любит меня. И в момент, когда счастьедостигло критической точки, я увидела свое отражение в зеркальной двери шкафа(до той поры я мало что видела вокруг) и отражение Мартина, два сплетенных встрастных объятиях тела. Я стояла на коленях, и Мартин целовал мою спину, слевапод лопаткой, и шептал тихо:

– У тебя здесь шрам. Откуда?

– Не знаю, – пробормотала я и вдруг поняла: все этовижу не только я. Кто-то наблюдает за нами. Совершенно нелепая мысль, но яощущала: так и есть. Кто-то из темноты смотрел на нас и ухмылялся.

– Мартин! – вскрикнула я, но он расценил мой крикпо-своему, задвигался все быстрее, заставляя двигаться и меня, а я знала: тот,в темноте, хохочет в голос и глумливо бормочет: «Еще, еще...» И страхперемешался с наслаждением, и невозможно было отличить одно от другого.