Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

Но Бейб был далеко не единственным удачно зашибающим бейсболистом, любившим приложиться к бутылке. Многие показывали лучшую игру, чувствуя себя не лучшим образом. Например, великий Микки Мэнтл, чей портрет когда-то украшал коробки пшеничных хлопьев Wheaties, в интервью еженедельнику Sports Illustrated признался, что его «завтрак чемпиона» на самом деле состоит из бренди, калуа[124] и сливок. Как-то раз, всего лишь через три недели после перелома лодыжки посреди выездной серии (что позволило ему с головой уйти в полноценный запой), его буквально выдернули со скамьи запасных в Балтиморе, где он отлеживался, пестуя очередное похмелье и свою несчастную ногу – что и собирался делать до конца игры. Однако еще утром врач команды допустил его на поле, и в конце седьмого иннинга его вызвали на замену.

Как писал его биограф Аллен Барра: «Позже Мэнтл рассказывал, что видел, как на него летят сразу три мяча, и решил бить по среднему». Разумеется, он выбил хоум-ран[125].

Слишком красивая история, чтобы удержаться от соблазна ее повторить. Вот что пишет Берт Рэндольф Шугар о Поле Уэйнере – игроке поколения между Рутом и Мэнтлом: «Если бы в бейсбольной энциклопедии Макмиллана похмелье было одним из статистических показателей, то лидером всех времен в этой категории с легкостью мог бы стать Пол Уэйнер. Ибо никто не мучился похмельем чаще, чем Уэйнер, который однажды на вопрос, как ему вообще удается отбивать мячи с бодуна, ответил: „Я вижу три и бью по среднему“».

Уэйнер с ядовитым прозвищем Большая отрава[126] придумал довольно впечатляющее и на редкость простое средство от похмелья: делать много сальто назад. По словам Бадди Хассетта, его соседа по комнате и команде «Бостон Брэйвз», Уэйнер «по пятнадцать-двадцать минут крутил обратное сальто, после чего, трезвый как стеклышко, был готов выйти на поле, чтоб отбить свои три мяча».

Нельзя обойти вниманием и Дэвида «Бумера» Уэллса – современное воплощение Великого Бамбино, сходство с которым он всячески подчеркивает. На счастье или на беду, он одарен сердцем, печенью, жаждой жизни и телосложением, как у легендарного игрока «Янкиз». Однажды Уэллса оштрафовали на две с половиной тысячи долларов за то, что он заявился на поле в старой форменной бейсболке Рута. Своего кумира он до сих пор носит на руках – в виде татуировки на левом (рабочем) предплечье с изображением Бейба, который принимает его, Уэллса, подачу.

После контрактов с «Торонто Блю Джейс», «Детройт Тайгерс», «Цинциннати Редс» и «Балтимор Ориолс» Уэллс обосновался в Нью-Йорке, где попросил «Янкиз» вернуть в обращение и присвоить ему номер 3, под которым раньше играл Рут. Но дали ему 33-й.

Уже в составе «Янкиз» чудаковатый Уэллс, продолжая заливать брюхо и прожигать жизнь, «рутифицировался» окончательно: он кутил ночи напролет с яростным ликованием, которое заставило бы его кумира гордиться или по крайней мере улыбнуться. К весне 1998-го слава Уэллса – добрая или дурная – гремела настолько громко, что его пригласили стать гостевым ведущим Saturday Night Live. На вечеринке после съемок он пил до рассвета, часок соснул, а уже в полдень вышел против «Твинс» и, пошатываясь, взобрался на свою питчерскую горку.

Отбить хорошую подачу совсем не просто – тем более с похмелья, но вот подавать – снова и снова и снова, – да так, чтобы никто не отбил или даже не добрался до базы за все девять иннингов, – такое практически невозможно. Это и называется «идеальной игрой». Вплоть до 17 мая 1998 года в истории Главной лиги бейсбола, а свой отсчет она ведет аж с 1880 года, такое удавалось только четырнадцати игрокам.

Однако Дэвид «Бумер» Уэллс вышел за грани возможного и вопреки всякому здравому смыслу отыграл пятнадцатую в истории идеальную игру перед целым стадионом орущих детишек (спасибо медвежатам «Бини Бэйби», которых раздавали на входе). По его же словам, он был «полупьяным, с налитыми кровью глазами, чудовищным выхлопом и раскалывающейся от зверского похмелья черепушкой».

Тигр на крыше (в глубине полночной чащи)[127]

Мне доводилось бывать на стремных вечеринках, но этой я бы присудил первый приз. Я сижу за огромным столом в банкетном зале одного из самых роскошных ресторанов Детройта. Напротив меня богатая русская наследница; она разводит скаковых лошадей в поместье на севере штата Нью-Йорк и забавы ради снимается для Playboy. Рядом с ней покрытый татуировками парень распутинской наружности; он только что запарковал автоколонну с клетками, в которых прямиком из Колорадо привез рысь, двух волков и бенгальского тигра. Компанию нам составляют дрессировщик диких животных, тренеры, еще две модели, хозяин вечера со свитой и Кейсон Торсби из Party Armor, который, кажется, обескуражен не меньше моего.

Сюда нас пригласил Дэвид Ярроу – всемирно известный английский фотограф, с которым Торсби познакомился прошлой ночью в клубе. Он же позвал нас поучаствовать в его фотосессии на рассвете, где он попытается как-то запечатлеть гостей, сидящих за этим столом, диких животных, припаркованных на улице, и солнце, всходящее над сгоревшими останками завода.

«Ну и что скажешь?» – спрашивает Торсби, обводя помещение рукой. Он все хотел придумать для меня необычный способ испробовать его Party Armor. И тут прямо нам на голову сваливается этот сюрреалистичный киношный замес из хэппенинга Энди Уорхола и фильмов «Мальчишник в Вегасе» в комплекте с русской наследницей, съемочной группой на крыше и тигром на поводке.

«О да, сойдет», – отвечаю я, и мы, допив «виски сауэр», принимаемся за бутылку красного.

Ярроу встает, чтобы произнести речь. Это широкоплечий мужчина с пристальным взглядом и властным голосом. После приветствия он вкратце рассказывает о предстоящих съемках и заканчивает словами: «Наслаждайтесь ужином, но, пожалуйста, не переусердствуйте. На рассвете вы понадобитесь мне в лучшем виде». Мы с Торсби чокаемся. Что может пойти не так?

Кейсон и его младший брат Шелдон придумали Party Armor, когда учились на последнем курсе, а Детройт был на грани банкротства. «Мы пили как все студенты, – говорит Кейсон. – Большинству хоть бы хны, а нам на следующий день было совсем худо. Кроме того, мы хотели остаться и поддержать свой город. Так что это показалось нам хорошей идеей».

Пусть это не самое очевидное объяснение, однако у Кейсона всегда была предпринимательская жилка, а его брат – химик по образованию и приверженец здорового образа жизни – много знал о БАДах. Так что, пока Кейсон изучал рынок, Шелдон занимался продуктом. Он обнаружил огромное количество веществ, способных облегчать похмелье, и задался вопросом,