Трещина в мироздании - Дженнифер Даудна

А особенно меня тревожило, что, быть может, ученые вскоре попытаются внести в человеческий геном наследуемые правки – не для того, чтобы вылечить заболевание у конкретного пациента, а с тем, чтобы исключить саму возможность болезни у еще не рожденного и даже не зачатого ребенка. В конце концов, именно в этой области Кристина предлагала поработать Сэму. И пусть Сэм не согласился, кто возьмется утверждать, что не согласится кто-нибудь другой?

Вероятность такого события угнетала меня. У человечества никогда раньше не было инструмента, подобного CRISPR, а у этой технологии есть потенциал перекроить не только геномы ныне живущих людей, но и геномы будущих поколений, создав общий палимпсест, с которого можно стереть и на котором можно написать заново любой фрагмент генетического кода в зависимости от нужд поколения, в котором выполняется редактирование. Более того, такие встречи, как встреча Сэма с Кристиной, еще больше убеждали меня, что не все разделяют мое беспокойство по поводу перспектив переписывания ДНК будущих поколений без полного понимания возможных последствий. Наверняка есть кто-нибудь, кто собирается воздействовать CRISPR на эмбрионы человека – возможно, ради устранения серповидноклеточной анемии в отдельно взятой семье, а возможно, и ради немедицинских улучшений, – и это вполне может изменить ход истории нашего вида в дальней перспективе, притом непредсказуемым образом.

Я начинала осознавать, что вопрос не в том, будут ли применены методы редактирования генома к ДНК клеток зародышевого пути человека, а в том, когда и как это произойдет[221]. Также мне становилось очевидно, что, если я хочу повлиять на то, когда и как CRISPR используют для изменения генетики будущих людей, мне прежде всего необходимо четко понять, насколько более продвинутым по отношению к предыдущим достижениям науки будет редактирование генома клеток зародышевого пути. Какие вмешательства в зародышевую линию человека уже имели место и к каким последствиям они привели? Каковы были цели подобных вмешательств? И что мои предшественники – а конкретно светила науки прошлых поколений – имеют сказать по поводу манипуляций с ДНК зародышевого пути, вероятность которых так меня тревожила?

Не то чтобы споры по поводу модификации клеток зародышевого пути человека начались только с появлением CRISPR. Это далеко не так. Еще в те времена, когда появлялись первые намеки на редактирование генома, специалисты по репродуктивной медицине уже отбирали конкретные эмбрионы для внедрения их в матку пациентки – иными словами, решали, какие гены будут переданы следующим поколениям. И еще раньше практикующие специалисты и наблюдатели выражали тревогу по поводу того, что люди однажды могут стать основными авторами собственного набора генов.

Как только была доказана роль ДНК в кодировании генетической информации, исследователи начали рассматривать возможность рационального изменения генетического кода, хотя инструментов для таких манипуляций еще не существовало. Маршалл Ниренберг, один из биологов, расшифровавших в 1960-х годах генетический код (и удостоенный за это Нобелевской премии по физиологии и медицине), писал в 1967-м о том, что у человека

Уверенный в том, что подобная власть не должна находиться под контролем одних лишь ученых, Ниренберг продолжал:

Не все ученые были склонны к такому самоограничению. Всего несколькими годами позже в статье для American Scientist Роберт Синсхаймер, в те годы профессор биофизики в Калтехе, описывал генетическую модификацию человека как

Синсхаймер высмеивал критиков, считавших, что генная инженерия – это просто современная версия бесплодной мечты о совершенном человечестве:

В течение двадцати лет с момента публикации эссе Синсхаймера ученые стремительно наносили на карту путь к совершенству, который ему в конце 1960-х виделся лишь в самых общих чертах. К началу 1990-х уже начались испытания генной терапии на пациентах-людях, и, хотя было очевидно, что точные манипуляции ДНК клеток зародышевого пути человека пока недоступны – даже при наличии сравнительно продвинутой технологии, – исследователи все равно не переставали страстно мечтать о такой возможности. Френч Андерсон, проводивший эти первые клинические испытания, открыто высказался об опасностях и этических неоднозначностях генной терапии в целях улучшения человека независимо от места ее приложения – будь то соматические клетки или клетки зародышевого пути. Помимо всего прочего, он задался вопросом, все ли ученые способны ответственно обращаться с этой новой силой, или найдется исследователь, который