Скверна - Сергей Малицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игнис поднялся, подхватил Бетулу, которая тут же обвила его руками, прижалась, приросла, оказалась невесомой, и пошел навстречу солнечным лучам, отбросив, как неважную, быструю мысль, что нет у него теперь меча. Поднимать смертный ковер и искать трофейное оружие не хотелось. Все равно что грабить могилы.
Он шел так долго. Остановившись, увидел, что солнце палило почти из зенита. Скалы и горные склоны вокруг него уже не были безжизненны, лоскутами на них зеленела трава, даже какие-то кусты держались корнями за камни, а впереди, внизу, там, куда уходила узкая, почти нехоженая тропа, в горной долине кудрявился лес. Игнис опустился на камень, положил Бетулу на колени, сбросил с плеч мешок и отыскал в нем фляжку с водой. Рядом с ней, завернутая в листья травы, лежала рыба. Девчонка есть не стала. Выпила всю воду, потом потянулась к мешку, нашла мех с вином, прикончила и его. Поднялась, встала на камень, лежащий у обрыва. Успокоила Игниса, словно он нуждался в спокойствии:
– В долине есть вода. Тут рядом. Ты напьешься.
– Когда ты будешь готова идти? – спросил Игнис.
– Я уже готова, – она обернулась, но с места не двинулась. – Я дам тебе меч. Внизу.
– Да, – кивнул Игнис, вытирая пальцы после рыбы листьями, в которые она была завернута. – Без меча никак. Интересно, где ты его найдешь?
– Я ращу его, – она выудила из-за спины сверток, развернула зеленые листья, показала все тот же извлеченный из потока обломок, который теперь был не черным, а бледно-зеленым. – Вот. Видишь? Он уже покрылся корой. Скоро.
– Другое дело! – постарался за бодростью скрыть сомнение Игнис. – Конечно, к нему бы в пару что-нибудь железное, но разживемся еще. Монеты у нас имеются, Моллис не поскупился. Да и два кинжала у меня еще… Но если бы не ты, я бы не устоял один вчера. Против воинов и против магии.
– А должен был, – заметила Бетула. – Должен. Я же не всегда буду рядом. Очень скоро меня не будет. Почти не будет. Хотя…
– Ты хочешь покинуть меня? – спросил Игнис.
– Ты покинешь меня, – вздохнула Бетула и сказала непонятное: – Покинешь… Ветру, который гладит тебя по щекам, ты тоже так говоришь? Прощаешься с каждым его порывом? Не стоит. Устанешь. Он покидает тебе каждый миг. Но не уходит. И я так же… Это не моя песня… Не совсем моя…
– Ты ранена? – спросил Игнис, чтобы оборвать повисшую паузу.
– Нет, – она спрыгнула с камня, засучила рукава, показала чистые руки. – Даже ссадины зажили.
– Ты удивительно колдовала, – щелкнул пальцами Игнис. – Удивительно. Не думал, что когда-нибудь увижу подобное.
– Может быть, и не увидишь, – вздохнула Бетула, – но я не колдовала.
– Не колдовала? – не понял Игнис.
Отчего-то теперь, в это самое мгновение, рядом с хрупкой белобрысой прайдской девчонкой, он сам себе казался хрупким и маленьким. Юным и бестолковым.
– Не колдовала, – кивнула Бетула. – Я пела. И теперь пою. Но теперь мне плохо. Хуже, чем на том поганом корабле. Я хлебнула чужой крови.
– Чужой крови? – возмутился Игнис. – Тебя едва не убили. Едва не вонзили в тебя клинки. Это были враги! Они хотели нашей смерти. Меня, правда, хотели еще и поймать. Но были готовы убить. Или ловили тебя?
– Тебя, – качнулась, словно от ветра, Бетула. – Но это ничего не значит. У тебя внутри это… Если тебя ловили, то лишь затем, чтобы убить в другом месте. Они надеются поймать это… Но я хлебнула чужой крови. И это плохо. А клинки… – она показала дыры на куртке, – в меня вонзились. Но это ерунда. Плохо от крови. Я не была готова.
– Разве можно к этому подготовиться? – спросил Игнис.
– Можно, – кивнула Бетула. – Очень толстая кора, очень длинные корни. Корни, которые уходят так глубоко, что кровь никогда не достигает их. Но на это нужно время. Не бойся, я сделаю это для тебя.
– Для меня? – не понял Игнис. – Толстая кора? Длинные корни? Это не тяжело, жить с толстой корой? Ты с собой хочешь это сделать? А если я попрошу, чтобы ты осталась такой, какая ты есть?
– Принц, – она постаралась улыбнуться. – Тяжело не от коры, а от кроны. У каждого есть толстая кора и длинные корни. Кто-то гнется от ветра, а кто-то ломается. Кто-то засыхает в суровую зиму, а кто-то засыпает. Кто-то гниет в сезон дождей, а кто-то цветет. Идем. И не бойся, я всегда буду такая, какая я есть. Просто я – разная. Твой меч, который я пестую, он не должен пить кровь. Проливать – да, куда ж без этого, иначе прекрасные цветы не обретали бы шипы на стеблях, но не пить. Это трудно, но можно. Я сделаю…
Они спустились в долину за час. Не считая старого холодного кострища, следов человека в ней не было. Да и сама долина казалась зеленой только сверху. Вся зелень была в кронах. Среди камней поднимались три десятка искривленных суровой зимой сосен, на валунах курчавился серый мох. Зато на противоположном краю долины гремел водопад, шлифуя камни и ускользая бурным потоком в узкую расщелину. Игнис набрал воды в бутыли и мех, а Бетула упала на руки, долго и жадно пила, потом стянула одежду и шагнула под упругие струи. Поглядывая за спутницей, которой был неведом стыд, Игнис умылся сам, затянул узлом волосы на затылке и разложил содержимое мешка на камнях. Оценив запасы еды, сгреб все обратно, проверил крепление кинжалов на поясе, потом разулся и опустил ноги в воду. Бетула искрилась, мерцала водяной лилией в струях не меньше часа. Но когда выбралась наружу, и мгновения дрожи не появилось на ее тонких губах.
– Хорошо, – прошептала она чуть слышно и распласталась на нагретых солнцем камнях возле Игниса. – За неделю я бы выгнала из себя всю чужую кровь, но времени мало. Хотя все одно – неделя пути до Ультимуса.
– До Ультимуса? – переспросил Игнис.
– Город так называется, – объяснила Бетула. – Граница Галаты на перевале, но для них она в Ультимусе. Дальше горы, то есть почти ничего. И мы с тобой идем из этого ничего. Неделю еще идти. За неделю и на ходу выгоню… Может быть, но потом мне будет нужен отдых. Иначе я усну.
– Как так уснешь? – замотал головой Игнис.
– Как засыпают деревья зимой, – прошептала Бетула. – Ведь ты спешишь домой?
Она посмотрела на спутника со странным, непонятным сожалением.
– И что? – он не мог понять ее печали.
– Там никого нет, – прошептала она.
– Где? – не понял Игнис.
– В Лаписе, – бросила она коротко.
– Откуда ты знаешь? – насторожился принц.
– Вода принесла мне это, – закрыла глаза Бетула. – Но больше я не скажу ничего. Эту песню я не хочу слушать.
– Куда они делись? – повысил голос Игнис.
– Не мучай меня, – попросила Бетула и запела. Беззвучно.
Они спускались с гор ту самую неделю. Бетула надела на себя платье, подаренное Моллисом, повязала на голову платок, обратившись в прайдку-подростка или в чекерку-подростка, Игнис не мог сказать точно. В снятую одежду она завернула можжевеловую щепку, обратив ее в бесформенный сверток и баюкая на коротких привалах. На третий день вдоль дороги начали попадаться небольшие деревни, то ли галатские, то ли прайдские. Возле них паслись овцы, бегали собаки, которые не лаяли, а лишь настороженно смотрели на проходящих. Иногда из домов, сложенных из серого камня, выходили люди и тоже смотрели на путников. Бетула брала Игниса за руку и шептала: