Адмирал Колчак - Валерий Дмитриевич Поволяев

что родившегося маленького человечка, которого Колчак еще никогда не видел, но уже заранее, заочно, горячо любил.

Колчак решился на очередной служебный зигзаг – его вновь перевели в Морской генеральный штаб, на прежнее, хорошо знакомое место – в Балтийский отдел, заведующим.

Экспедиция 1911 года ушла на Север без него, хотя все разработки, маршруты, режимы стоянок и плавания были подготовлены Колчаком – частично во Владивостоке, частично в Санкт-Петербурге, но в большей степени – всей его предыдущей жизнью, тяжелыми скитаниями по льдам.

За пять последующих лет полярная экспедиция – увы, без Колчака – обследовала наиболее трудные места будущего Северного морского пути, имеющего большое промышленное значение, подчеркиваю – промышленное: открыла землю Императора Николая Второго,[118] которая после революции была переименована в Северную землю, пролив Б. Вилькицкого,[119] остров Цесаревича Алексея, остров А. Вилькицкого и практически открыла – возвращаясь к сказанному ранее – Северный морской путь[120]… Было сделано большое государственное дело.

Но вернемся в 1911 год.

Кроме балтийских проблем Колчак решал также судостроительную программу: важно было, чтобы кроме старых рваных галош, так любимых прежним морским министром, в России появились новые мощные корабли – быстроходные, маневренные, с артиллерией, способной разламывать корпуса неприятельских кораблей и ставить на колени города.

Новым словом в бывшем «галошном» флоте стали подводные лодки.

Одним из самых сильных и авторитетных людей в морском министерстве считался вице-адмирал Николай Оттович фон Эссен – тот самый романтичный прагматик Эссен, немец, тяготеющий своими фамильными корнями к Швеции и безмерно влюбленный в Россию, который в затихшем перед лютой грозой Порт-Артуре отмечал праздники цукими. В 1911 году Эссен был назначен командующим Балтийским флотом.

Эссен так же, как и Колчак, считал – война не за горами. И будет она много тяжелее, чем война с Японией. Германия – противник посерьезней Японии. Придя на Балтику, Эссен прежде всего занялся укреплением береговых крепостей: Кронштадта, Любавы, Ревеля, фортов…

Через год он предложил Колчаку бросить штабную работу – «Бегите от нее, батенька, как заяц от охотника!» – и перейти к нему на Балтийский флот.

– Есть интересное дело, – сказал он Колчаку.

– Какое?

– Даю вам любой эсминец – командуйте! А дальше – посмотрим.

Колчак согласился не раздумывая. Через несколько дней он вступил на палубу эскадренного миноносца «Уссуриец».

Шел тысяча девятьсот двенадцатый год.

И хотя до новой войны было еще далеко, она действительно здорово чувствовалась. На западе заметно сгущались пороховые тучи. Государь Николай Александрович относился к этим тучам равнодушно: чему бывать, того не миновать, – с упоением колол дрова для кухни, каждое утро делал гимнастику, с Гришкой Распутиным хлестал «мадерцу» – причем царь быстро соловел, молол языком всякую чепуху, а Гришка, наоборот, становился все трезвее и трезвее, нахальнее, прилипчивее, старался подсунуть раскисшему царю какую-нибудь идейку, с которой он бы имел выгоду, либо посадить на хлебное место верного человечка… Проку государству от этого человечка, естественно, никакого, убытка гораздо больше, чем прибыли, но зато человечек тот – верный, он никогда не будет вставлять палки в Гришкины колеса.

– Ты мне, отец Григорий, по поводу своего протеже… это самое, оставь, – царь вяло щелкал пальцами, – ну, это самое…

Что такое «протеже», Распутин не знал, поэтому втыкал в царя грозный стеклянный взгляд, словно осколок с острым концом, схожим с кинжалом, и настороженно спрашивал:

– Чего?

– Ну это самое… цидулю, которую ты обычно сочиняешь, записочку… – Царь вновь вяло шевелил пальцами.

– А, пратецу, – облегченно вздыхал Распутин, – за этим дело не замерзнет. Сооружу.

Буквально на следующий день среди высшего российского чиновничества появлялся «мадерцевый» деятель с пришпиленной к спине «пратецой», и все этого чиновника боялись – знали, что добра никакого не сделает и пользы от него никакой, но зато зла, дерьма может вывалить целый воз и прицепную тележку и накрыть любого, кто посмотрит на него косо, этим дерьмом с головой.

Распутин высказывался против осложнений отношений с Германией, считал, что «папа», как он величал самодержца, со своим родственничком-кайзером обязательно договорится, а раз договорится, то тогда никто и дубиной не станет размахивать, да и он сам, «святой старец», не даст «папе» оскользнуться и плюхнуться в лужу – обязательно поддержит его под локоток.

Возможно, так оно и произошло бы, но в самый ответственный момент Распутин сам оскользнулся – ему всадила в брюхо ржавый австрийский штык царицынская мещанка Феония Гусева, и Григорий Ефимович загремел на больничную койку, долго провалялся там в беспамятстве, с угасающим горяченные дыханием, а когда очнулся, война уже находилась в самом разгаре. Более того, царь объявил в России всеобщую мобилизацию. А всеобщая мобилизация в такой стране, как Россия, – это мировая война.

Но это произошло позже, до этого момента еще надо было прожить целых два года. За два года многое могло бы измениться. Но не изменилось. Мир упрямо катился к войне.

В 1913 году Эссен предложил Колчаку занять должность флаг-капитана. Должность эта предполагала адмиральского орла на погоны, но Колчак пока еще был капитаном второго ранга. Предложение Эссена он принял, хотя эсминец не оставил – перешел на корабль покрупнее, побыстроходнее, повиднее, поновее – эскадренный миноносец «Пограничник».

Флаг командующего Балтийским флотом находился на броненосном крейсере «Рюрик» – также новом, с хорошим ходом красавце, но Эссен, чтобы решать оперативные вопросы, часто перебирался на «Пограничник», и вместе с ним туда перебирался и штандарт командующего флотом.

Войной пахло все сильнее и сильнее, дух горелого пороха, дым, а иногда и огонь тянулись с запада часто, густо, запах приближающегося пожара улавливал даже ребенок, никогда не слышавший о войне и не знающий, что это такое. Эссен и Колчак больше, чем кто бы то ни было, занимались главным своим вопросом: искали пути, как защититься от врага, который завтра навалится на их землю.

Колчак придумывал особые хитроумные способы минирования – море надо было заминировать так, чтобы германцы вообще не смогли подойти к нашему берегу.

Картами минирования Колчака, его схемами наши специалисты пользовались еще долго-долго. Достаточно сказать, что в 1941 году Балтика была заминирована также по картам Колчака – лучше его схем не смог придумать никто. Колчак оказался самым сильным минером в мире. Что признали и немцы, и англичане, признали и враги, и друзья.

Поскольку германский флот был многочисленнее, сильнее российского – Россия просто не успела до конца оправиться, более того, не смогла физически подготовиться к войне, – Эссен и Колчак, не имея на то никакого приказа свыше, действовали на свой страх и риск. Они решили поставить вдоль всей береговой линии мощные минные поля, оставив лишь проходы, которые можно оборонять малыми силами – такое в условиях Балтики было возможно. Уж очень силен был раздувшийся, разжиревший германский флот… А в самой