Блокада в моей судьбе - Борис Тарасов

– Ты что, не понимаешь, что нас ждет, куда мы поедем, у нас ни кола, ни двора!

Успокоилась она с большим трудом. Отец никуда ее не пустил, повторял только, что идет большое сокращение армии, приказ об увольнении в запас офицеров подписан большими начальниками, началось его выполнение и из-за одного человека его отменять, не будут.

По этому поводу между родителями было столько страстей, что, в конце концов, они об этом перестали говорить. Смирились. Видимо, отец, по каким-то своим соображениям, не счел возможным идти к начальству и просить за себя. Впоследствии этой темы он никогда не касался.

До меня постепенно доходило, что жизнь вновь сделала очередной кульбит. Отец мгновенно лишился плодов многолетней службы… Ему придется начинать все с начала. Одному тянуть такую большую семью, без жилья, без работы практически нереально. Сердце мое заныло. Я понял, что меня вновь ждут очень плохие перемены в судьбе.

Как бы там ни было, но надо было опять собирать пожитки. Они оказались весьма скудными. Из серьезных вещей – небольшое пианино, швейная ручная машинка и мой велосипед, остальное – белье, носимые вещи и некоторое количество искусственного шелка. Впоследствии этот шелк нас здорово выручил.

Помню торжественное построение полка, митинг, звуки оркестра. Отец получил почетную грамоту с благодарностью за вклад в победу.

Нас погрузили, только теперь уже в грузовые вагоны, и отправили на родину.

Ехали на сей раз очень долго. Маршрут был проложен через Прибалтику. Вспоминаю, с каким тяжелым чувством мы ехали. Я знал, что жить нам негде, едем, по существу, в никуда. На родине отца, в городе Серпухове Московской области проживала наша бабушка, мать отца, Мария Николаевна. Но она вместе с сыном, моим любимым дядей Володей, занимала только одну комнату площадью 20 квадратных метров в общей коммунальной квартире.

Вот туда, в эту комнату, мы ехали всей семьей из семи человек. От понимания обстановки всем было не по себе.

От этой дороги осталось еще одно воспоминание. Пока ехали по Прибалтике, видели очень мало разрушений, вокруг – ухоженные и добротные села, города. Но как только въехали в пределы Новгородской области, так сразу началось море развалин, бедность. На остановках, кроме картошки, огурцов и грибов невозможно было ничего купить.

Наконец, прибыли в Серпухов. В этом городе и закончилось мое детство.

Итак, после 18 лет службы в Красной Армии и участия с первого и до последнего дня в Великой Отечественной войне моего многодетного отца демобилизовали без предоставления пенсии, какого-либо жилья и иных льгот… Несомненно, что судя по наградам и благодарностям, отец воевал на совесть. Так было на Лужском рубеже и «Дороге жизни». Последний год войны он был в самом пекле сражений. Не жалел себя. Испытал радость побед и горечь неудач. Думаю, что он заслуживал более достойной участи. Но ему, чудом уцелевшему на войне, с женой и пятью малолетними детьми, надо было все начинать с нуля.

Ему пришлось привезти семью в комнату родителей в коммунальной квартире, из которой много лет назад уходил в армию. Однако была в теперешнем его положении большая разница сравнительно с молодостью. В армию он уходил один, а вернулся с пятью детьми и с беременной женой, которая в октябре этого же года разрешилась еще одной дочерью. Представляю, какой ужас охватил бабушку, когда она увидела нас и узнала, что мы приехали к ней на постоянное жительство. Она пока жила одна, потому что ее сын Володя, брат отца, с которым она вместе жила в этой комнате, еще служил в армии. К ее чести, она гостеприимно раскрыла всем нам объятия. После небольшой трапезы, улеглись спать на полу.

Дом, в котором она жила, был построен еще до революции, специально для немецких специалистов, которые работали на ситценабивной фабрике. Это был красивый кирпичный дом, с широкими мраморными лестницами, высокими потолками, просторными прихожими и кухнями. Он отличался повышенным по тем временам уровнем комфорта. После революции, когда уехали немцы, квартиры в этом доме переделали в коммунальные, то есть в одной квартире проживали несколько семей, занимая одну или больше комнат, в зависимости от состава семьи. Но комнаты в этих квартирах выделялись только лучшим производственникам фабрики. Получил комнату в этом доме и мой дед. Этот дом существует и сегодня, правда, сильно обветшал и своим видом вызывает щемящую грусть по тем временам, когда здесь кипела молодая жизнь. Но вернемся опять в ту далекую эпоху.

Началась наша новая жизнь. Сравнительно с предвоенным временем город сильно изменился. В годы войны Серпухов был прифронтовым городом, хотя больших разрушений не было видно. Здания сплошь были не ремонтированные, некрашеные, обшарпанные, дороги разбитые, скверы запущенные. Вокруг веяло бедностью и неустроенностью. Но главное, что изменилось, так это жизнь людей. Во многих семьях еще оплакивали близких и родных, погибших на фронтах, на углах сидели калеки, выпрашивая милостыню. Народ в массе своей был очень бедно одет. Одежды и обуви в магазинах купить было невозможно. Распределялись эти товары по ордерам, то есть были строго нормированы.

Очень болезненным для нашей большой семьи оказался переход вновь на карточную систему обеспечения продовольствием. После короткого периода сытой жизни в Германии мы вновь вернулись к привычному полуголодному состоянию. Правда, в городе существовала рыночная торговля. Особенно впечатляла так называемая барахолка, на которой рядами стояли женщины, предлагая самые бесхитростные товары. С удивлением смотря на это, я еще не догадывался, что очень скоро и моя мама также будет вынуждена встать в эти ряды, стремясь спасти семью от нужды.

На рынке были и продовольственные товары. В Серпухове исторически сложилось предместье, так называемое Заборье. Люди, проживавшие там, обитали в собственных домах, держали огороды, имели скот. Заборье пережило войну и, судя по всему, неплохо себя чувствовало и после войны. Говорю это без тени какой-то зависти к этим людям, напротив, вижу в них проявление особой жизненной силы. «Заборцы» в большинстве своем работали в городе на производстве и при этом крепко держались за землю. Их отличало отменное здоровье и жизнерадостность.

Еще до революции в Серпухове было развито производство хлопчатобумажных тканей. В городе работали ткацкие, прядильные, отделочные фабрики. Для проживания работников владельцы фабрик строили так называемые спальни. Это были очень большие кирпичные здания. В одной комнате селили по нескольку семей, иногда до 18–20 человек. Обитатели спален славились неумеренным пьянством, там господствовал криминал. За годы советской власти в городе было построено немало современных предприятий, громадные усилия были приложены для развития культуры и образования. Однако районы спален еще во многом сохранили свою специфику, накладывали особый отпечаток на жизнь города. В то время довольно было сказать о человеке, что он «из спален», и это для всех было характеристикой, причем, как можно было догадаться, далеко не положительной. Говорю об этом довольно подробно, поскольку в районе рядом с этими спальнями мне предстояло прожить немало лет.