Кремлевский опекун - Александр Смоленский

Лев лежал на диване и читал какой-то затасканный детектив. Он смущенно отложил книгу.

– Вот, не нашел ничего другого. Библиотека тут совершенно не соответствует интерьеру.

– Не скажите, может, как раз полностью соответствует. Часто литературные вкусы и интерьер находятся в обратной зависимости, – успокоил его француз.

– О Духоне этого не скажешь.

– Как вы полагаете, месье Лев, не лучше ли нам было все же воспользоваться обычными каналами, чтобы организовать эту поездку?

– Может, и лучше, – подтвердил бывший журналист, – только обычных каналов здесь не существует. Или так, или никак. Я имею в виду содействие в вашем главном деле.

– Как же нам себя вести?

– Делать вид, что все хорошо. Смириться. Это Восток, тут иные понятия о времени. Мы его потеряем, зато не потратим там, где обычно на процедуры уходят месяцы и недели. Так что торопить восточных людей – абсолютно бессмысленное занятие. Раз нас опекает сам Кулиев, все будет в ажуре.

А чего следовало ожидать? – поймал себя на мысли Тьерри, вполуха слушая своего спутника. Что все сразу бросятся, как ищейки, по следу семьи какого-то русского графа? Будь он, как говорится, при прежних полномочиях, Пьер сам бы, как породистый охотничий пес, взял след и держал бы его до конца.

Сейчас это всё в далеком прошлом, так что Багрянский прав, ничего не остается делать, как ждать. Да, он уже не первый год гражданское лицо и, приехав в Россию в этом статусе, не настолько самоуверен, чтобы недооценивать бдительность российских спецслужб. Тем не менее он ни на секунду не сомневался, что его имя по-прежнему фигурирует в их картотеках. Продолжай он поиски на территории России, они бы сразу засекли, во что он сунул нос. Еще хорошо, что в Москве пока не засветился, основную работу сделали люди Духона.

Однако теперь они были в Туркменистане, и это оставляло определенный шанс. Так что пока надо ждать.

Вечерний ужин в обществе Мереда Кулиева затянулся далеко за полночь, но что удивительно, ни Багрянский, ни Тьерри ни капли не хотели спать. Хотя оба никогда не считали себя ценителями среднеазиатской кухни, но на этот раз на стол подавали нечто действительно великолепное.

Первое, конечно, плов. Какой-то неземной легкости рис, слегка пропитанный свежим бараньим жиром, не то что таял – испарялся во рту! Баранина перемежалась с небольшими кусочками нежнейшего куриного мяса и пропеченными до бурого цвета зубчиками чеснока, дававшего плову гениальный специфический аромат. Это было такое объедение, что затмило все другие блюда!

Когда незаметно перешли к десерту – знаменитым туркменским дыням, которые Мередбаши, чтобы подчеркнуть их сладость, осторожно, на кончике ножа, смазывал горчицей, – хозяин застолья удовлетворенно потянулся и счел возможным заговорить о делах.

Пьер Тьерри коротко рассказал, что ищет следы родственников покойного русского друга, чтобы выполнить его последнюю волю о вступлении их в права наследования. Француз говорил откровенно, пестрил мудреными терминами, что произвело на Туркменбаши неизгладимое впечатление.

– Я хочу, чтобы наш французский друг знал, как я уважаю тебя, Лев, и Александра. Для таких людей мне ничего не жалко. Можете жить здесь у меня, пока не надоест. Но в бумагах и всяких архивах я никогда не копался, даже не понимаю, что это такое. Но я знаю другое... – Еще не успев закончить фразу, Кулиев хлопнул в ладоши. Как из-под земли выросла длинноногая танцовщица.

– Принеси гостям их новые кошельки, – приказал он девушке, с ухмылкой глядя на Багрянского и Тьерри.

Девушка внесла два вышитых шелком просторных рюкзака. Лев и Пьер с недоумением уставились на них – такого подарка от гостеприимного хозяина они никак не ожидали. Он что, приглашает их в поход?

– Не удивляйтесь, это и вправду кошельки. Если разменять двести долларов на местные деньги – тенге, как раз поместится. Но вам ничего не придется менять, я об этом позабочусь. И таскать их не придется, я выделю людей. Но я категорически против хождения в моей стране всяких там долларов, фунтов-шмунтов. Это при советской власти они были твердой валютой. А сейчас нет никакой валюты крепче, чем тенге. Так что смотрите у меня... – Хозяин шутливо погрозил пальцем.

Гости умно не стали спорить о достоинствах валют.

– Что вы, Меред Кулиевич! Не беспокойтесь! Мы сами справимся, – засуетился Багрянский, все еще не до конца переварив идею с кошельками.

– Дорогой Лев! Если вы пойдете куда-либо, а тем более в архив, без моих людей, вам и десяти таких рюкзаков не хватит. Вы что же, думаете, те, кто работает в архивах, не хотят есть? Еще как хотят! Но лично я считаю, что во всем надо знать меру, особенно если дело касается моих гостей. К сожалению, ничем другим помочь не могу, пока вы будете копаться в этих сырых подвалах. Вот когда выберетесь, тогда милости просим! Будут проблемы – сразу звоните, я их решу. Не тот человек Меред Кулиев, чтобы оставить гостей без внимания.

Тьерри смотрел на этого пожилого могущественного человека, открыв от удивления рот. Ему, выросшему в самом центре Европы, не могло и в голову прийти такое. Даже несколько лет воюя в Алжире, он не сталкивался ни с чем, хоть отдаленно напоминающим это ощущение неограниченного всевластия и вседозволенности. При этом радушный хозяин и не пытался скрывать, что открыто подбивает важных гостей на взятки, да еще целыми рюкзаками. Если рассказать Жану Готье, другим ребятам, те никогда не поверят. Хотя кто его знает! Может, Тьерри просто слишком давно отошел от дел?!

На следующий день, отправившись в архивный департамент, они, как говорится, на собственной шкуре убедились, насколько прав оказался Кулиев. Кому бы они ни задали вопрос, следовал выразительный жест двумя пальцами, во всем мире означающий одно: надо бы «подмазать». Помощники уважаемого Мереда спокойно наблюдали за этим.

Большей частью документы лежали навалом, никак не систематизированные, а сотрудники, получив причитающуюся им мзду, даже и не думали помогать. Ищите, мол, все, что заблагорассудится, сами. Впрочем, возможно, это было и к лучшему: вряд ли кто из служителей архива имел хоть малейшее представление, как помочь странным посетителям. Тем более что речь шла о давным-давно минувших днях. Другое дело – секреты последних лет. На них было наложено жесткое табу.

Прежде чем идти в архивный департамент, Багрянский и Тьерри попытались разыскать дом номер 75 по улице Красных Партизан, ныне – проспекту Туркменбаши. С домом ситуация оказалась запутанней: то ли его разрушили много лет назад, то ли он сам разрушился в результате землетрясения. Никто ничего не помнил и не знал.

Это наводило на мрачные мысли. Вот так неумолимо течет наша жизнь, часто даже не оставляя за собой ни следов, ни воспоминаний. Десятки, сотни судеб... Где теперь эти люди, кто их помнит? А если кто и вспомнит, что с того? Они ушли и растворились во времени. На смену им пришли другие. Но и они тоже уйдут. К чему весь этот непостижимый здравому смыслу круговорот? Жить надо, пока ты жив, пока ходишь по этой земле. А потом все теряет смысл. Мучения, капризы, амбиции – они кажутся такими мелкими, смешными, когда смотришь на них из вечности. Лишь она, вечность, остается. Остается, поглощая хороших и плохих, питая себя чужими судьбами и надеждами...