S-T-I-K-S. Шесть дней свободы - Аля Холодова

– Элли, пожалуйста, давай не будем возвращаться к тому, что было ночью.

– Знала бы ты, как хочется вернуться… Я ведь даже ничего разглядеть не успела.

– Вот и радуйся.

– Чему?

– Тому, что ничего не увидела. Тех, кто слишком много замечает, Улей наказывает.

– А как же Лола?

– А что Лола? Она тоже ничего не видела, она даже решила, что это я за тобой крадусь.

– Вот это меня больше всего волнует – почему то, о чем нельзя говорить, за мной кралось? Что ему от меня нужно?

– Забудь, Элли. Если бы ему что-то было нужно, он бы это взял. Оглянись, посмотри по сторонам, оцени то, что видишь. Тут работает сила, которая перемещает или копирует громадные объемы, тратя на это невообразимую энергию. Мы для нее даже не микробы, мы вообще ничто.

– Если здесь замешаны такие силы, зачем им было меня пугать?

– Да им плевать на наши страхи, ты просто на пути попалась. Ну или… – фиалка призадумалась, не закончив фразу.

– Что – или? Что там еще могло быть?

– Иногда их притягивает ненормальное, я такое слышала.

– Хочешь сказать, что я ненормальная?

– Необязательно дело в тебе. Но вообще-то, да, есть в тебе что-то – наверняка есть. Вот зачем вернулась, если хотела сбежать? Ведь знала, что в Цветнике тебя могут опять запереть.

– Я дала слово, что кое-кого вытащу оттуда. Ну и вас заодно вытащила.

– Ты спасала нас, рискуя собой, это может их привлечь. Им нравится, когда люди помогают другим, ничего не требуя взамен, думаю, отсюда появилось суеверие, что помогать новичкам – хорошая примета. Мы не новички, но ради нас ты пошла на большой риск.

– Ханна, ты меня запутала. Эти, кого ты даже не называешь, могут целые планеты перемещать, какое им дело до наших странных поступков?

– Они, Элли, ничего не перемещают, это часть механизма, который мы не понимаем и вряд ли поймем. Зачем мы здесь? Что такое Улей? Почему одни заражаются, а другие нет? Для чего вообще все это создано? И создано ли? Может быть, наоборот – наши миры искусственные. Я, наверное, миллион таких вопросов слышала, а вот ответов – ни одного. Напрасное сотрясение воздуха, так что забудь и не вспоминай, как научилась забывать я.

– Ты тоже с этим сталкивалась?

– Рано или поздно с этим сталкиваются все. Тебе почти семнадцать? Ты это узнала поздно, а мне повезло пораньше, чуть ли не в первые дни.

– Расскажешь?

– Конечно нет. Иди молча и считай до пятисот, может, быстрее забудется. Ты уже второй раз эту тему поднимаешь, а даже одного раза слишком много. С такими вещами играть нельзя, Стикс накажет и тебя, и меня. Уж наказывать он умеет…

Лес стал редеть, когда мы начали отсчет третьей тысячи шагов. Широкий просвет впереди не мог не насторожить, пришлось сойти с дороги и дальше пробирались параллельно ей, стараясь укрываться за кустами.

То, что я поначалу приняла за широченное поле, оказалось сильно вытянутым озером или участком речного русла – точно понять с нашей позиции не получалось. На небольшом отдалении от берега стояли интересные домики, сделанные из бревен, – аккуратные, красивые, похожие на игрушечные. Между ними извивались дорожки из плитки, вдоль них там и сям виднелись цветы, растущие на маленьких, приподнятых клумбах.

Возле воды рядами тянулись шезлонги, также можно было разглядеть длинный причал, а возле него лодки и непонятные, несуразно выглядевшие штуковины – какие-то неизвестные мне плавательные средства. Чуть в сторонке, под самым лесом, располагалась посыпанная песком площадка, на ней стояли два легковых автомобиля, между ними можно было разглядеть россыпь костей и тряпья. Картина заурядная, именно так выглядит значительная часть тех, кто попал в Улей недавно, их останками в той или иной мере усеяны все стандартные кластеры. Начинающие зараженные атакуют тех, кто еще не переродился, сил у них на этой стадии маловато, когтей и клыков нет, разорвать тело на куски неспособны, просто грызут то, что пусть и с трудом, но поддается обычным человеческим зубам, не предназначенным для подобной диеты. Растащить скелет они тоже не могут, разве что какие-то мелочи иногда отрывают, вот и остается все в одном месте компактной зловонной грудой.

– Не похоже на деревню, – шепнула я.

– А это и не деревня, – тоже шепотом пояснила Ханна.

– Тогда что?

– Это место для отдыха.

– Как это?

– Блин, ну даже не знаю, как такой, вроде тебя, объяснить… Представь, что в этом месте, там, во внешних мирах, проводят профилактику трясучки.

– Разве во внешних мирах есть статическая лихорадка?

– Нет, конечно. Тут кое-что другое, в Улье такого не бывает – люди сюда приезжают из городов, чтобы просто побыть на природе. Они платят деньги здешним владельцам, живут в этих домиках, купаются, загорают, пьют алкоголь – в общем, радуются жизни.

– Эти уже не радуются.

– Ага, радости тут мало. Вон посмотри, с той стороны есть еще дорога, и она получше этой. Вот по ней люди и приезжали, и туда же, наверное, некоторые уехали, когда припекло. А может, и не уехали.

– Смотри. – Я указала на бревенчатый домик, стоявший особняком.

Все располагаются на открытых местах в одну линию вдоль берега, а этот сам по себе, укрылся среди сосенок подступающего слева леса. Так хитро стоит, что я не сразу его приметила.

Ханна все поняла без пояснений:

– Думаешь, в нем устроиться?

– Ну а почему бы и нет? Он тут самый большой, всем места хватит, и его сосенки прикрывают, хорошо рассмотреть можно только со стороны воды. Но на ней никого нет, а другой берег порос высоким тростником, он помешает оттуда разглядывать. Только надо осмотреться вначале, вдруг там нельзя жить.

– Элли, не торопись, мы тут не одни.

– Что?

– Посмотри на третий домик. Видишь? Сразу за ним тень на дорожке, очень похожа на человеческую и чуть-чуть шевелится.

– Может, это деревце подстриженное, они на некоторых клумбах растут.

– А почему оно шатается? Ветра почти нет.

– Давай по лесу обойдем и глянем с той стороны, оттуда лучше видно.

– Только чуть назад отступим, опушка дальше хорошо просматривается, как назло ни одного куста.

Ханна не ошиблась, мы и правда были здесь не одни. У стены третьего домика стояли две человеческие фигуры, но людьми их уже не назовешь. Понятно, что недавно это были нормальные мужчина и женщина, но с тех пор они сильно изменились и обзавелись дурными привычками.

Оба стояли в струнку, медленно покачиваясь с пяток на носки. У них это получалось так синхронно, что походило на уродливый парный танец. На мужчине сохранились омерзительно-грязные брюки и разодранная гавайская рубашка, покрытая нехорошо выглядевшими пятнами, женщина осталась в нижнем белье телесного цвета, ее левая рука была по локоть черной от запекшейся крови.