Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

Я всё еще всхлипывала, но Сунил говорил так уверенно и властно, что я признала его правоту. Юркнув в постель, я прижалась к нему усталой спиной. Он положил руку на мое бедро и провел пальцем по растяжкам, похожим на серебряные швы. Я почувствовала, как дыхание Сунила ерошит волоски на моей шее и стала засыпать. Но сам Сунил не спал — я ощущала это по его телу, напряженному, как у животного, которое чует близкую опасность. Перед тем как я погрузилась в сон, пришла мысль, что Сунил тоже волнуется. Возможно, за своим безразличием он скрывал тревогу за Судху, большую, чем признавал, и я не знала, радоваться или огорчаться этому.

* * *

На следующий день я осталась дома, хотя у меня должен был быть экзамен по психологии у профессора Уорнера, а он не признавал работ, подготовленных дома. Я боялась уходить даже в туалет, чтобы не пропустить звонок, хотя в Индии было за полночь. Но я представляла, как Судха крадется в темноте на цыпочках вниз по лестнице, пока весь дом спит, и берет дрожащими пальцами телефонную трубку. Поэтому я должна была быть готова ответить ей в любую минуту.

К полудню я не выдержала и позвонила маме. Но, как я и думала, она ничего не знала. Она считала, что мне всё показалось, хоть и пообещала позвонить Судхе и перезвонить, если действительно что-то случилось. Но я была уверена, что ей ничего не удастся узнать, потому что рядом с Судхой обязательно будет стоять эта гарпия, ее свекровь.

К вечеру я уже не находила себе места, ожидая звонка. Мои плечи болели, как будто я толкала огромный камень в гору. За целый день я смогла съесть лишь несколько крекеров с молоком.

Когда Сунил вернулся домой и застал меня лежащей на диване возле телефона, до сих пор одетой в ночную рубашку в окружении смятых бумажных платочков, лицо его посуровело.

— Анджали, — резко сказал он, — это смешно. Если ты так будешь себя вести, то всё равно не поможешь ни своей кузине, ни себе. Ты только причинишь вред моему сыну.

Его сыну. Несмотря на всё мое беспокойство, эта фраза Сунила поразила меня. Маленькая жизнь внутри меня, которую я считала только своей, уже принадлежала стольким людям. Внук, кузен, сын своего отца. Как и ребенок Судхи.

Пока я обдумывала эти сложности, Сунил поднял меня и подтолкнул к ванной.

— Прими горячий душ, — приказал он. — А если телефон зазвонит, я позову тебя.

Он протянул мне новый кусок сандалового мыла, которое мы берегли для особых случаев. Когда я вышла из душа, меня уже ждал приготовленный Сунилом томатный суп и гренки с сыром.

Я внезапно поняла, как голодна. Откусив огромный кусок, я сказала:

— Это самые вкусные гренки, которые я когда-либо ела.

Сладкое, давнее воспоминание проплыло в воздухе между нами. Мы улыбались и смотрели друг на друга сквозь пар, поднимавшийся от супа.

* * *

В эту ночь мне приснился кошмар — один из тех, в котором ты понимаешь, что вокруг сон, но он всё равно не становится менее страшным. Мне приснилось, что мой ребенок пойман в ловушку под водой далеко от меня. Он поднял крошечную телефонную трубку, чтобы позвонить мне и позвать на помощь. Я слышала приглушенные телефонные звонки и пыталась бежать к телефону, но ноги не слушались меня, словно каменные. Подводное течение становилось всё сильнее, и вода, которая до этого была спокойной, начала с бурлением закручиваться вокруг моего малыша и вырвала телефонную трубку из его пальчиков. Я видела в этом потоке лица Рамеша, миссис Саньял, тети Налини, Сунила, которые постепенно тускнели и покрывались черными чешуйками, и я видела, что у них раздвоенные языки — они превращались в змей и закручивались кольцами вокруг моего малыша всё плотнее. Его лицо начинало морщиться и исчезло в извивающихся кольцах змеиных тел. Анджу! Анджу! — закричал мой сын, и исчез.

— Анджу, проснись, — услышала я голос Сунила, склонившегося надо мной и осторожно трясущего мою руку. Я, всё еще под впечатлением от кошмара, с криком резко отдернула ее.

— Ну же, — сказал Сунил с нетерпением. — Заказной звонок из Индии. Может, это Судха.

Вложив трубку в мою онемевшую руку, Сунил уселся на пол у кровати.

— Пожалуйста, уйди, — прошептала я, но он сделал вид, что очень занят стрижкой ногтей.

Связь была настолько плохая, что я едва слышала голос Судхи.

— Говори громче, очень сильные помехи, — сказала я, но потом поняла, что это вовсе не помехи.

Судха звонила не из дома: я слышала дребезжание, крики людей, гудки автомобилей, отдаленный шум автобуса. Мое сердце бешено забилось. Свекровь никогда бы не отпустила Судху в такое место. Тем более одну.

Она говорила очень короткими рублеными фразами.

— Я на главном почтовом отделении. Дома говорить не могла. Я взяла велорикшу, чтобы добраться сюда, когда свекровь ушла отдыхать после обеда.

— Судха, что случилось? Я так волновалась. Что-то с Рамешем или со свекровью?

— Нет, — ответила Судха. И с ненавистью добавила: — С ними всё в порядке. Они хотят убить моего ребенка.

— Что?! — переспросила я, подумав, что мне послышалось.

— Свекровь хочет, чтобы я сделала аборт.

Мне показалось, что кровать подо мной заходила ходуном, и я вот-вот свалюсь с нее, а края стен комнаты стали коричневыми, как обуглившаяся бумага. Нащупав руку Сунила, я сжала ее, чтобы справиться с головокружением. Ладонь Сунила была очень напряженной и холодной.

Наконец, справившись с собой, я спросила, хоть и предвидела ответ:

— Судха, как такое может быть? Она же всё время не давала тебе покоя из-за того, что ты не можешь забеременеть.

— Когда я узнала, что будет девочка, — звучал гулким эхом голос Судхи, — моя свекровь сказала, что старшим ребенком в семье Саньялов должен быть мальчик — так, как всегда было на протяжении пяти поколений. Она уверена, что это неприемлемо, что рождение девочки опозорит семью и принесет несчастье. Хотя я думаю, что на самом деле, это из-за внука тети Тарини…

При чем здесь внук тети Тарини? Надо будет попросить Судху разъяснить в другой раз.

— Разве она не боится, что ты больше не сможешь иметь детей?

— Нет. Она говорит, что если богиня Шашти однажды улыбнулась женщине, то больше бояться нечего.

— А Рамеш? — голос мой стал резким и хриплым от охватившей меня ярости. — Что он сказал? Он ведь хороший человек, современных взглядов. Он ведь не думает, так же, как…

Судха засмеялась. Сколько горечи и потерянной надежды слышалось в ее смехе.

— Да, он хороший человек. Но он не может тягаться со своей матерью. Когда он сказал, что в аборте нет необходимости, и что он будет рад и девочке, она уставилась на него свои немигающим бесстрастным взглядом коршуна, пока он не отвел глаза. А потом она заявила, что я даже не забеременела бы, если бы она не отвела меня в храм Шашти. Я ждала, что Рамеш расскажет ей о своем визите к врачу, специальном курсе витамином и уколов, которые ему прописали, но он так и не решился. Она стала обвинять его, что он забыл, какие лишения она терпела после смерти его отца. Забыл о временах, когда ей приходилось недоедать, чтобы накормить детей, когда она лежала по ночам без сна, думая о Рамеше и его братьях. Обо всех ударах судьбы, которые ей пришлось пережить. Она спросила, неужели хорошенькое личико важнее всего, что она пережила. Как же она была жестока. Она подбирала слова, которые, как железные крюки с отравленными наконечниками, впивались Рамешу под кожу до тех пор, пока он не сдался.