Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

— Так бьется любящее сердце, — прошептала я дочери.

И мы обе заснули, умиротворенные.

* * *

На следующее утро Гури-ма, уступив просьбам моей матери, позвонила свекрови и сказала ей, что я нахожусь дома, со мной всё в порядке и что я хочу сохранить ребенка. Могла ли Гури-ма найти компромисс, чтобы обе семьи избежали позора и были счастливы?

Моя свекровь была чрезвычайно любезна — как человек, которого не переубедишь. Она отвечала, что если я тут же вернусь и сделаю аборт, она забудет о моем глупом поступке. Ну а если я этого не сделаю, то она будет вынуждена начать бракоразводный процесс.

«Но что думает обо всем этом Рамеш?» — спросила Гури-ма и добавила, что хочет поговорить с ним.

Свекровь отвечала, что его нет дома. «Конечно, он согласен», — сказала она с удивлением, что Гури-ма не понимает таких очевидных вещей.

После того как Гури-ма положила трубку, она взяла меня за руки и сказала:

— Я не очень надеялась на то, что мне удастся переубедить твою свекровь, и позвонила только потому, что Налини настояла на этом. Хотя, думаю, стоит еще поговорить с Рамешем. Я отправлю Сингх-джи в его офис…

Я тут же вспомнила мягкий и нежный взгляд Рамеша, его робкое прикосновение к моему животу; как дрожали его губы, когда его мать повышала голос; как он, заткнув уши ладонями, умолял меня, чтобы я оставила его в покое.

— Он знает, где я, — наконец ответила я. — Если я и наш ребенок нужны ему, то он легко может связаться с нами. А если он не хочет ее, — я дотронулась до живота, — то, значит, и меня не увидит тоже.

Но Рамеш так и не появился. Через неделю слуга Саньялов привез документы на развод. В графе «причина развода» стояло «уход из семьи».

В тот же день я сняла все свои свадебные браслеты и смыла синдур, несмотря на все причитания матери.

— О богиня Дурга! Что люди скажут? — причитала она. — Беременная женщина без синдура на лбу! Как будут называть твоего ребенка?

Я с безразличным видом пожала плечами, хотя чувство вины тут же пронзило мое сердце, словно острый клинок. Может, сделав этот безрассудный шаг, я обрекала дочь на постоянные унижения?

Но тут на помощь мне пришла Пиши, которая была всегда такой тихой и робкой.

— Сколько можно думать о том, что скажут люди? Принесло ей это счастье? А нам? Всю нашу жизнь мы боялись, как бы люди не сказали про нас чего-нибудь плохого. Я плюю на таких людей, которые считают, что убить ребенка в чреве матери — правильно, а сбежать, чтобы спасти его — неправильно.

Лицо Пиши раскраснелось, и грудь ее вздымалась от гнева. В первый раз в жизни я видела, чтобы Гури-ма или моя мать довели Пиши до такого состояния.

— Когда я овдовела и вернулась в дом своих родителей, сколько мне пришлось вытерпеть, следуя тираническим обычаям! Сколько мне тогда было, Гури? Не больше восемнадцати? Я навсегда спрятала в шкафу свои нарядные сари, свадебные украшения, ела всего один раз в день и то только постную пищу и всё время молилась — зачем? Каждую ночь моя подушка была мокрой от слез, потому что все мне говорили, что я виновата в смерти своего мужа, что я принесла несчастье. Мужчины могут жениться уже через год после смерти жены. Они продолжают работу или учебу, и никто не говорит, что они приносят несчастье. Даже поговорка такая есть: «У неудачника умирает корова, а у счастливчика — жена». А когда я, спустя три года после смерти мужа, стала умолять своего отца позволить мне заниматься с репетитором, чтобы хоть чему-то научиться, он дал мне пощечину. Я думала о самоубийстве, да, много раз, но я была слишком молода, я слишком боялась, что скажут священники — те самые, которые сами закончили свои жизни в адской пучине. И мне ничего не оставалось делать, как прийти в дом брата. И, несмотря на то что он был очень добр ко мне — как и ты, Гури-ма, — я знала, что он сделал это из жалости. Даже в его доме у меня не было никаких прав. Моя жизнь закончилась, потому что я была женщиной без мужа. Я не хочу, чтобы у Судхи была такая жизнь.

Все были так потрясены речью Пиши, что стояли не шелохнувшись. Гури-ма вытирала слезы, и даже моя мать молча смотрела в пол, кусая губы.

— Ты права, диди, — наконец произнесла Гури-ма. — И что ты предлагаешь делать?

— Мы должны продать дом, — уверенно ответила Пиши. — Этот бизнесмен Мавари уже давно просит нас об этом.

Гури-ма и моя мать от неожиданности охнули. Я тоже стояла остолбенев и не могла поверить, что это сказала Пиши — хранительница традиций рода Чаттерджи.

— Ну и что? Дом всего лишь груда камней, в конце концов, — продолжила Пиши. — Настоящий дух Чаттерджи, если он и существует, должен жить в нас. В нас, женщинах и в малышке, которая скоро станет одной из Чаттерджи. Мы должны подготовиться к ее появлению. Налини, ради бога, не надо делать такое трагичное лицо! Ты не окажешься на улице, уверяю тебя. Денег от продажи земли, на которой стоит наш дом, будет вполне достаточно, чтобы мы могли купить небольшую, но симпатичную квартиру в каком-нибудь хорошем районе, Гариахат например, и на оплату клиники, где Судха будет рожать. Мы обязательно должны найти хорошего доктора для нее. И еще. Гури, я хочу, чтобы на следующей же неделе ты сходила к врачу, и если он снова настоит на операции, нужно сделать ее незамедлительно. И я не хочу слышать больше никаких отговорок. Судхе и нашей внучке нужны мы все, потому что им предстоят трудные времена, а ты, Гури-ма, как никто из нас, знаешь, как выживать в этом мире.

— Да, диди, — ответила с неожиданной покорностью в голосе Гури-ма. Взглянув на нее, я заметила, что на ее губах появилась едва заметная улыбка.

— А ты, девочка, — сказала мне Пиши, — иди в ванную, возьми шампунь и смой остатки краски с головы. Это потеря для Саньялов, а не для тебя. У тебя вся жизнь впереди, и такой головокружительный успех, что у них рты откроются от изумления.

Услышав эти слова, я тоже улыбнулась. Пиши говорила с таким чувством, что мне показалось на мгновение: именно так всё и будет. Я наклонилась и прикоснулась к ее ногам, а затем к ногам Гури-ма и своей матери, чтобы попросить у них благословения.

— Какое же благословение тебе дать? — спросила Пиши с лукавой улыбкой. — Пожелание ста сыновей кажется мне не слишком уместным, когда у тебя больше нет мужа, правда?

И тут меня осенило.

— Пожелайте мне быть такой же, как Рани из Джанси, Королева Мечей, — ответила я. — Чтобы у меня хватило смелости ввязаться в бой, когда потребуется, как бы ни было тяжело. Пожелайте, чтобы у меня хватило сил сражаться за себя и своего ребенка, куда бы ни забросила меня судьба.

— Благословляем тебя, — сказали мамы.

В душе я старательно соскребла остатки красной краски на лбу и в волосах, вместе с ней я смыла и несчастье, печать долга и смертный приговор, который вынесли моей дочери. Я смыла всё, что написал Бидхат Пуруш. Слишком долго я жила по чьей-то указке. Как, оказывается, это было просто! Какой сильной становится женщина, стоит ей поверить в себя.