Передвижная детская комната - Евгений Меньшенин

– Нет, никого тут нет, – сказал Миша.

– А кого ты звал?

– Я… Мне показалось… Что рядом стоит мама. Она умерла.

– Он шизик. Я так и знал. Сразу понял, когда увидел содержимое багажника, – сказал Сверчок.

Миша сглотнул сухой ком. Такими можно питаться, если он не найдет перекусить что-то получше. Почаще бы такие неловкие моменты, и тогда вообще не нужно будет покупать еду.

– Ты гребанутый сукин сын. На всю голову, – ботинок снова надавил на грудь.

– Ага, гребанутый и очень шустрый, – сказал Сверчок.

– Очень шустрый.

– Мы ведь его не сразу поймали. Увидели издалека. Я выстрелил, но этот урод скрылся. Но, кажется, я его ранил.

Сверчок оттолкнул Леху в сторону, тот чуть не упал. Сверчок направил автомат на ногу Миши. Миша не слышал выстрелов, потому что его оглушила боль. Она врезалась в ногу, как сорвавшийся со строп шлакоблок. Он раздробил ему вторую стопу. Миша заорал что было сил. Вопль был хриплый. А потом перешел в кашель. Собаки лаяли, но близко не подходили. У людей там свои дела. Пусть разбираются с этой странной воняющей тварью, хихикающей и потирающей лапы.

– Эй, эй, ты что делаешь? – закричал Леха. – Совсем озверел? Какого…

– А в чем дело? – повернулся к нему Сверчок. – Есть проблемы, а?

– Какие добрые люди, да, Миша? – услышал он голос мамаши, сквозь бурю помех. – Сразу оказали тебе помощь, отстрелили тебе лишнюю целую ногу, вот это я понимаю, гуманность. Но зато камень в ботинке мешаться не будет.

Кто-то надавил Мише на грудь, кто-то закрыл ему рот, чтобы он не орал. Он попытался отцепить чью-то ладонь от своего лица, но получил удар в голову. Череп и так трещал по швам, а тут еще прикладом зарядили.

– Да если база узнает, то…

– Осади, малой, – сказал Сверчок, – если не хочешь проблем.

Через две секунды.

– База, база, это десятый. Кажется, подстрелил его. Но он ушел. Снова. Шустрый тип. Прием.

– Понял, десятый. Продолжайте преследование.

– Так точно.

– Десятый, десятый. Не особенно старайтесь привести его живым. Сейчас столько хиппарей развелось. Мало ли, отпустят. Сам знаешь. А даже если и нет, зачем нам за его еду на зоне платить?

– Понял. Конец связи. Ты все слышал? – обратился Сверчок к Лехе.

Мамаша засмеялась.

– Ох как интересно. И что же ты теперь будешь делать, Мишенька? – сказала она.

Тот не мог ответить. Ладонь в перчатке закрывала ему рот и не давала кричать. Потом отпустила. Он застонал. Все тело пылало огнем. Ноги превратились в обгрызенные палочки от эскимо.

Плюх, и Миша отключился. На секунду отошел.

– Эй, парень. Очнись. Прием. Ты тут?

Миша получил под дых. Он издал звук, будто нырнул в прорубь.

– Тут. Просто стесняется говорить, – сказал кто-то и хмыкнул.

– Парни, может, хватит? – подал голос Леха. Сверчок и Молчун повернулись к нему, Салават продолжал смотреть на Мишу. – Давайте отведем его…

– Заткнись, – бросил Сверчок. – Ты будто не видел, что этот мудак сделал.

Молчун принял сторону Сверчка. Он кивнул, соглашаясь с тем, что маньяк и вправду был сумасшедшим и заслуживал наказания. А лучше – казни.

– О, он получше тебя сработал, козел, – ввернула слово мамка. – Ты-то, дегенерат, только и способен, что бить педиков и малышей, а мой Миша разобрался со здоровяком, управляя автомобилем, и не только с ним, но и с его шлюхами. Почти разобрался.

– Видел, и что? – сказал Леха. – Что из этого? Пусть его судят по закону. Мы же не на Диком Западе.

До Миши доносились обрывки фраз. Ему было интересно, о чем спорят парни. Ему казалось, что они обсуждают что-то важное. Но он то нырял в океан, откуда до него доносилось только далекое бурчание, то выныривал и улавливал нескладные окончания предложений. Он хотел переспросить, о чем речь, но вовремя себя останавливал. Вряд ли кто-то бы стал ему пересказывать, что только что обсуждалось. А может, мама?

«Мама, что они обсуждают? Почему не везут меня в больницу? Почему не везут меня в полицию?»

– Ой, сынок, тут очень интересно. Вот этот парень, – она ткнула в Сверчка, – твой палач, а вот этот, – клюка показала на Лешу, – он твой адвокат. Только тебе не повезло, адвокат у тебя молодой и неопытный. У него это первое дело. Так что ты уж не надейся особенно.

«Палач? Почему палач?»

– Сейчас мы все узнаем. Наберись терпения.

Миша снова нырнул. Чуть не задохнулся. Каждый следующий нырок становился длиннее предыдущего.

– Леха, если тебе не нравится, вон, отвернись, сходи на поляну, пособирай цветы, сделай венок. Понял? – сказал Сверчок.

– Ты че, бабой меня назвал? – спросил Леха, выпятив грудь.

– Застрели его, если ты не баба.

– Салават, скажи ему, – сказал Сверчок, обратившись к самому большому.

– Не мешай, друг. Правда. Хуже будет, – сказал Салават.

– Да вы чего, парни! С ума сошли. Сами в маньяков превратились?

– Иди ты.

– Саня, ты-то хоть… – обратился он к Молчуну.

– Они правы, Леха. Мудака надо кончить.

– Трое против одного, – сказала мамаша, – ой, парень, ну и дело тебе досталось.

«Мама, они убьют меня! Они правда убьют. Ты…»

Нырнул. Глубоко, так, почти до рыб достал.

– Черт. Я в этом не участвую.

– Вот и отвернись тогда, – бросил Сверчок.

– И-и-и дело проиграно, – сказала мамаша.

«Мама!»

– Что, парень, болит нога? – спросил Салават.

Сверчок ткнул автоматом в Мишину ногу, захваченную капканом в плен. Будто кто-то подбросил углей в топку. Жгло так, что можно было обеспечить теплом деревню Пылаево, привыкшую к жару.

– Мама, – простонал Миша, – мама, помоги мне.

– Ой, а я уж думала, что ты никогда ничего не попросишь, – сказала она, – конечно, я помогу, ведь мы же уже договорились. Я просто верю, что парни передумают. Ты ведь тоже на это надеешься? Но пока у них не очень получается.

– Давай ему все ноги переломаем или принесем тот капкан, в который Марк попался, и наденем ему на голову, – предложил Салават, – скажем, что так вышло, что нашли уже таким.

– В принципе, вариант. А можно еще прострелить ему руки и ноги и подождать, пока он истечет кровью, – сказал Сверчок. После каждого варианта расправы глаза Лехи становились все больше.

– Хороший вариант, и ходить никуда не надо, – кивнул Салават.