Жизнь, какой мы ее знали - Сьюзан Бет Пфеффер

Но кто-нибудь из нас то и дело внезапно вспоминает о забытой в спальне или кладовке вещи, и неважно, что везде жуткая холодина, все равно побыть в одиночестве пусть даже всего несколько минут – райское наслаждение.

Завтра пятница, Мэтт испытал беговые лыжи, хотел проверить, возможно ли на них добраться до центра. Вернувшись, он сказал, что это нереально, – к вящему маминому облегчению. Ему никогда не нравилось ходить на лыжах, а снег очень легкий и пушистый, и у него не хватит навыков, а может, и энергии, чтобы пройти четыре мили.

С одной стороны, приятно узнать: существует нечто, что Мэтт отказывается даже пробовать. С другой стороны, как я ни люблю брата, хорошо бы он ушел хоть на несколько часов.

И это только декабрь, что же станет с нами к февралю?

10 декабря

Джон разогревал себе банку зеленого горошка, как вдруг обернулся к нам и спросил:

– А чего это вы все не обедаете?

Вот потеха! Мы уже целую вечность не обедаем, но Джон же все время был в лесу с Мэттом и, видимо, решил, что Мэтт съедает большой завтрак или что-то в этом роде. А как питаемся мы с мамой, не знал. Но теперь, когда мы тут дышим друг другу в затылок, наконец сообразил.

– Я не голодный, – ответил Мэтт. – Когда хочу, тогда ем.

– Та же история, – сказала я с широкой фальшивой улыбкой на лице.

– Мы все едим, когда нужно, – продолжила мама. – Не обращай на нас внимания, Джонни, делай что делаешь.

– Нет, – сказал Джон. – Если вы все едите раз в день, я тоже должен.

Мы хором выкрикнули: «Нет!» С выражением ужаса на лице Джонни выбежал из комнаты.

Помню, как несколько месяцев назад я дико злилась, что он ест больше, чем мы, помню, какой несправедливостью это казалось. А теперь я убеждена, что мама права. Существует вероятность, что выживет лишь один из нас. Дрова и вода есть, но, кто знает, на сколько хватит еды. Мама так исхудала, что аж страшно, и Мэтт определенно не такой сильный, как раньше, а я и подавно. Не хочу сказать, что Джон сохранил форму, но я вижу, что у него, наверное, лучшие шансы пережить зиму, весну или что там.

Возможно, если выкарабкаться предстоит одному, то Мэтт был бы лучшим кандидатом, поскольку он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе. Но ведь он такого никогда не допустит.

А я не хочу прожить дольше на две, три или четыре недели, если в итоге не выживет никто. В общем, если до этого дойдет, лучше вообще перестану есть, лишь бы Джону остались продукты.

Мэтт собрался было пойти наверх поговорить с братом, но мама остановила его и сказала, что сходит сама. Она все еще сильно хромает, и я беспокоилась насчет лестницы, но она настояла.

– Какой кошмар! – сказала я Мэтту на случай, если он вдруг не заметил.

– Могло быть и хуже, – ответил он. – Мы еще будем считать эти времена славными.

Он прав. Вспомнить хоть первый мамин вывих – как мы сидели по вечерам за покером и радовались жизни. Скажи мне три месяца назад, что я буду воспринимать те времена как славные, я бы разразилась хохотом.

Мы едим каждый день. Через два месяца, а может, через месяц, возможно, будем есть через день.

Все живы. Все здоровы.

Славные времена!

11 декабря

Вышла на улицу с горшками, а вслед за мной потянулся Джон – бригада по чистке кошачьего туалета. Я уже развернулась, чтобы идти домой, когда он схватил меня за руку:

– Мне надо поговорить с тобой.

Я понимала, разговор предстоит важный. В норме Джон болтает только с Мэттом.

– Хорошо, – согласилась я, хотя на улице минус двадцать пять и мне очень хотелось вернуться в тепло.

– Мама говорит, я должен обедать как раньше. Она говорит, ей нужно знать, что один из нас сохраняет силы, чтобы помочь остальным, если придется.

– Ага. Мне она сказала то же самое. Сильным должен остаться ты.

– И как тебе это? Ты не против?

Я пожала плечами.

– Не знаю, смогу ли я быть сильным. Мэтту пришлось чуть не силком втаскивать меня к миссис Несбитт.

– Но ты же пошел. Сделал, что требовалось. Мы все так поступаем. Делаем, что должны. Ты сильно повзрослел за последнее время, Джон. Как повел себя на день рождения – я прямо прониклась уважением. И вот что еще скажу. Когда мы ходили встречать Мэтта, я упала, у меня погасла лампа, и я просто лежала на снегу и думала – Джон заберет меня. Джон сильнее меня, все будет хорошо. Так что до некоторой степени это уже происходит.

– Но что, если ты умрешь? – воскликнул он. – Что, если вы все умрете?

Я хотела сказать ему, что такого не случится, что мы будем в порядке, что завтра выйдет солнце, дороги расчистят, откроются супермаркеты, в которых полно фруктов, овощей и мяса.

– Если мы все умрем, ты уедешь. Потому что у тебя хватит сил. И может быть, где-то в Америке, Мексике или другой стране дела обстоят лучше, и ты сумеешь добраться туда. И тогда наши жизни – Мэтта, мамы и моя – не пропадут зря. А может, Луна врежется в Землю, и мы все умрем в любом случае. Не знаю, Джонни. Никто не знает. Просто съедай свой клятый обед и не чувствуй себя виноватым.

Ну прямо королева зажигательных речей. Джон отвернулся и пошел в дом. Я еще постояла на улице, пиная снег за неимением другого противника.

13 декабря

– Думаю, мы устроили питание шиворот-навыворот, – сказал Мэтт сегодня утром.

На один волшебный миг я подумала, что он предлагает себе, мне и маме есть дважды в день, а Джону один раз, но ясно, что ничего такого он не предлагал.

– Никто из нас не завтракает, – продолжал он, – и мы весь день голодаем. Потом съедаем ужин, сидим еще немного и идем спать. Мы не голодные только во сне. Какая в этом польза?

– Так что, делать большой прием пищи на завтрак? – спросила мама.

Что довольно нелепо, поскольку речь о единственном приеме пищи.

– Завтрак или обед, – ответил Мэтт. – Или бранч, как раньше делала Миранда. Мне кажется, я лучше ночью поголодаю, чем весь день буду хотеть есть.

– А я как же? – спросил Джон.

– А ты будешь что-нибудь съедать на ужин.

Должна признать, это звучало разумно. Особенно если Джон будет съедать свою вторую порцию, когда мы уже поели. Пару раз меня одолевало желание взять кастрюлю, или что он там использовал, и опрокинуть содержимое ему на голову. Может, с какой-то едой в желудке я бы завидовала не так сильно.

– Давайте попробуем, – согласилась мама. – Мне нравился ужин, потому что к вечеру мы собирались все вместе. Но теперь мы весь день вместе, так что это не имеет значения. Попробуем есть в одиннадцать и посмотрим, как пойдет.

Так мы и сделали. Сейчас четыре часа дня (согласно Мэтту, во всяком случае), а я не особенно голодная. И стирка не на пустой желудок дается легче.