Жизнь, какой мы ее знали - Сьюзан Бет Пфеффер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы снова встретились на веранде уже со свертками. Правда, только мамины были завернуты в настоящую подарочную бумагу. Я для этой цели повыдирала страницы из журналов, а Мэтт и Джон использовали бурые бумажные пакеты из магазинов.
Но все ужасно удивились. Так много подарков!
Оказалось, что каждому из нас будет по два подарка и один – Хортону.
Хортон открыл свой первым – совершенно новая мышка, набитая кошачьей мятой.
– Купил ее в зоомагазине, – признался Джон. – Не сказал никому, потому что, ну, предполагалось, я еду покупаю да наполнитель. Но я подумал, что хотя бы у Хортона пусть будет подарок на Рождество, и взял ее.
На самом деле это был подарок всем нам. Хортон немедленно возлюбил мышь, лизал ее, прыгал на нее и вел себя как котенок. Я все вспоминала, как мне было страшно, когда он убежал. Но он тоже знает, что значит семья, и он вернулся, и мы все вместе, как и должно быть.
Мама попросила открыть ее подарки в первую очередь.
– Ничего особенного, – сказала она. – Питер раздобыл их для меня в больничном киоске, пока тот еще не закрылся.
– Это делает их еще более особенными, – ответила я совершенно искренне. – Жалко, что Питер сегодня не с нами.
Мама кивнула:
– Ну открывайте. Только не рассчитывайте на что-нибудь шикарное.
Я вскрывала упаковку трясущимися пальцами. Это был новый дневник, очень красивый, с розовой обложкой и крошечным замком с ключиком.
– О, мама! Я никогда не видела ничего прекраснее.
Джону достался карманный бейсбол на батарейках.
– Не волнуйся, – вставила мама. – Батарейки прилагаются.
Джон улыбался такой широкой счастливой улыбкой, что она могла бы осветить целую комнату.
– Супер, мам. Будет чем заняться.
Мэтту подарили набор для бритья.
– Подумала, тебе, наверное, понадобятся новые лезвия.
– Спасибо, мам. Я что-то подзапустил себя.
Дальше я настояла, чтобы мама открыла мой подарок. Открыв его и увидев коробку самого всамделишного шоколада, она уронила челюсть.
– Возможно, он малость засох, – сказала я.
– Какая разница! – воскликнула мама. – Ведь это шоколад! О, Миранда! Я, конечно, поделюсь. Не могу же я всю коробку одна слопать. – Тут она запнулась и прикрыла ладонью рот: – Ой, это я ляпнула не подумав.
Я расхохоталась. Джон все спрашивал, в чем соль шутки, но от этого я (и мама) только смеялись громче.
В общем, я велела Джонни открыть мой подарок следующим. Он разорвал бумагу и скинул крышку с обувной коробки.
– Поверить не могу! – закричал он. – Мэтт, ты глянь на все эти карточки. Только посмотри. Сотни. И старые. Из пятидесятых и шестидесятых. Вот, Мики Мэнтл. И Йоги. И Уилли Мэйс. Я такой коллекции никогда не видел.
– Рада, что тебе понравилось, – сказала я, испытывая облегчение, что не пришлось объяснять, откуда это все. – Мэтт, ты следующий.
Мэтт открыл мой подарок.
– Что? – удивился он сначала. – В смысле это очень мило, Миранда, но я не очень понял.
– О! Я знаю, рисунки раскрашены. Но карандаши отлично сохранились, и я подумала, что ты мог бы рисовать на оборотной стороне. Ты ведь раньше превосходно рисовал, и мне пришло в голову, что будешь рад снова заняться этим.
Лицо его просияло:
– Прекрасная идея! Ты пиши свой дневник, а я буду рисовать нас всех. Спасибо, Миранда. Карандаши – это вещь.
Знала бы я, что он собирается рисовать нас, поискала бы простые карандаши. Но в любом случае он вдохновился, и я радовалась за него.
– Теперь ты наш открывай, – сказал Джон, и я охотно открыла.
Наручные часы.
– Откуда вы узнали, что они мне нужны?
– Ты все время спрашивала, который час, – ответил Мэтт. – Нетрудно было догадаться.
Я чуть было не спросила, откуда они, но, присмотревшись, узнала часы миссис Несбитт. Старомодные, их еще нужно заводить каждый день. Это был подарок от мужа, я помнила, как она ими дорожила.
– Спасибо! Чудесный подарок! Мне очень нравится. И я теперь перестану донимать вас.
– Что ж, похоже, остался последний, – сказала мама. – Но, честно говоря, весь этот день – как один большой дар, так что и подарки уже не нужны.
– Открывай давай, – сказал Мэтт, и мы все засмеялись.
– Ладно, – сказала мама и, развернув упаковку из магазинной бурой бумаги, притихла. – О, Мэтт! – произнесла она наконец. – Джонни. Где вы это раскопали?
– А что это? – спросила я.
Мама показала мне то, что держала в руках, – черно-белую фотографию молодой пары с малышом на руках. И даже в рамке.
– Твои родители? – уточнила я.
Мама кивнула, и я видела, что она изо всех сил сдерживает слезы.
– И мама, – добавил Джон. – Она младенец.
– Ой, мам, дай посмотреть, – попросила я, и она передала мне фотографию. – Чудесно!
– Так где вы ее нашли? – снова спросила мама.
– В коробке у миссис Несбитт, – ответил Мэтт. – Я увидел коробку со старыми фотками и притащил ее сюда. Она все их подписала на обороте. А Джон придумал сходить туда еще раз и найти подходящую рамку. Я не помню, чтобы видел раньше этот снимок, и подумал, может, у тебя такого нет.
– Такого нет, – подтвердила мама, забирая у меня рамку. – Он сделан летом, мы на заднем крыльце. Вот ведь как. Мы сейчас ровно на том же месте, только теперь из крыльца сделана закрытая веранда. Мне здесь около полугода. Должно быть, мы тут в гостях у бабушки и дедушки. А кадр, наверное, сделал мистер Несбитт. Мне кажется, тут даже видна его тень.
– Тебе нравится? – спросил Джон. – Конечно, это ничего не стоило.
– Мне очень нравится, – ответила мама. – У меня так мало воспоминаний о родителях, и памятных вещей от них почти не осталось. А эта фотография – она словно уносит меня в другие времена. Я буду всегда беречь ее. Спасибо!
– Займусь-ка я эскизами, – объявил Мэтт. – Побалуюсь набросками, прежде чем перейду к карандашам, – он взял обрывок оберточной бумаги, черный карандаш и принялся за дело.
А потом мама сделал кое-что еще больше меня обрадовавшее. Она открыла свою коробку с конфетами и внимательно посчитала. Затем положила двенадцать на крышку коробки и подвинула нам:
– Можете поделить. Остальное мое.
Здорово, что можно будет поесть шоколада, но еще лучше, что мама с уважением отнеслась к тому, что я подарила конфеты лично ей, а не всем нам.
В первое Рождество после разрыва и мама и папа просто ошалели. Мэтта, Джонни и меня завалили подарками и дома, и у папы. Я тогда думала, что это круто. Мне льстило, что за мою любовь платят ценными вещами.