Невидимый город - Моника Пиц

– Лина! Ты знаешь далеко не все, – настаивал он.

Лина вскочила и принялась рыться в мусорном ведре.

– «Лидл» или «Альди»?[24] – спросила Лина. Она держала в руках два полиэтиленовых пакета, которые кто-то оставил на саночной горке. – Ты выбираешь первым.

– Что, прости? – сказал Данте. Резкая смена темы озадачила его. На его лице был нарисован один большой вопросительный знак.

– Значит, «Альди», – сказала Лина без лишних слов и вручила озадаченному Данте потертый полиэтиленовый пакет.

– Ты прав. К черту прошлое. Давай просто повеселимся.

Данте наклонил голову. Что-то не так. Лина не выглядела особо веселой. Скорее сердитой.

– Ты когда-нибудь спускался с холма на животе? – спросила она, размахивая полиэтиленовым пакетом.

Данте рассмеялся.

– Возьмем этот крутой склон, – решила Лина. – Скольжение – это как путешествие во времени. С разбега получается лучше всего.

Данте колебался. За кого она его принимала? Никогда в жизни он не скатится с холма на полиэтиленовом пакете. Взгляд на хронометр поверг его в панику. Драгоценное время, которое он отвоевал у Ксавьера, рассыпа́лось в его руках. Осталось восемь минут.

– Путешествие во времени имеет серьезные побочные эффекты, – начал свою лекцию Данте.

Лина прервала его:

– Ты судишь о чужих жизнях. При этом ты ничего не знаешь о людях. И о том, что делает их счастливыми. Катание на санках, к примеру.

Семь минут. У него просто не было времени спорить с Линой. Данте подсчитал, сколько времени продлится такой спуск.

– Наперегонки, – предложила Лина.

– Ты выслушаешь меня внизу? – спросил он. – Не перебивая?

Лина кивнула.

– Честно?

– Обещаю.

Данте сделал шаг вперед. Что ему терять? Хранительница времени давно отстранила его от путешествий. Теперь он мог предаваться нелепым людским удовольствиям. Цель оправдывала и такие средства.

Лина и Данте заняли стартовые позиции. Полиэтиленовые пакеты они держали перед животом.

– Даешь слово? – спросил Данте.

Вместо ответа Лина начала отсчет:

– Пять, четыре, три, два…

Данте, движимый честолюбием и смелостью отчаявшегося человека, сделал фальстарт. Он едва не поскользнулся на ледяном покрытии, прежде чем достиг склона. Резко набрав скорость, он неуклюже плюхнулся животом на полиэтиленовый пакет и головой вперед помчался вниз по крутому склону. Он представил себе суматоху в центре управления, если кто-то наблюдал за его действиями. Он мог только надеяться, что на радаре он катался с хронометром Ксавьера.

Снег и лед брызнули вверх, лишив его обзора. Глаза слезились, руки болтались, а выпуклость холма врезалась в живот, словно кулак. Среди огромного снежного облака он слепо летел вниз. Управлять было невозможно, притормозить – тоже.

Беспомощно метался он из стороны в сторону, прежде чем местность, наконец, стала более плоской. Его тело оставило на снегу мокрый след, прежде чем он остановился. Данте ощущал каждую косточку в теле, когда поднимался. Лины нигде не было видно.

– Выиграл, – закричал он.

Воздев кулак к небу, он услышал под собой предательский треск. Это была уже не горка. Это даже не была твердая почва. Он оказался посреди утиного пруда. Вода просачивалась сквозь тонкий ледяной покров, обволакивала его подошвы, ботинки и лодыжки. Его левая нога провалилась сквозь лед. Последнее, что он заметил, прежде чем его тело погрузилось в воду, была Лина, все еще стоявшая на вершине холма. Она выбросила свой полиэтиленовый пакет в мусорное ведро и исчезла в темноте.

Промокший до нитки, замерзший и злящийся на собственную глупость, Данте появился в исправительной колонии. Свитер и брюки затвердели на его теле, как камень. С прической, покрытой толстым слоем льда, он был похож на снежного ежа. Ксавьер все так же сидел в кресле с подголовником в той же позе. Молча взял он свой хронометр. Без всяких вопросов.

Новый прыжок в вечно один и тот же нескончаемый предновогодний день. Главные часы пробили пять, когда Лина вошла в редакцию газеты. Полутора часов должно было хватить, чтобы добраться до старого таможенного моста. Она отодвинула грызущее ее чувство вины на задний план. Как только она выполнит свое задание, сразу извинится перед Данте.

С облегчением она отметила, что сотрудники «Утра» в канун Нового года были не сильно заняты. За немногочисленными письменными столами над текстами корпели в основном молодые люди. Это был не современный отдел новостей, который она видела вместе с Бобби, а старомодная канцелярская. Повсюду валялись бумаги и рукописные заметки. Учитывая предстоящий праздник, редакционная работа тянулась вяло.

Сотрудник указал ей дорогу. Карл Расмус как раз наливал себе двойной эспрессо у кофемашины, чтобы окончательно не заснуть. Он стоял к ней спиной. Все казалось правильным. Наконец Лина была на правильном пути. Почему она не додумалась до этого раньше? Все, что ей нужно было сделать, – это убедить молодого репортера отправиться на место происшествия раньше. Не лучше ли ей вмешаться на месте? Лина заглушила тихий внутренний голос, произнесший: «Помнишь: проводить как можно меньше времени в прошлом?»

Она не могла больше вернуться назад. Не теперь.

– У меня для вас новость, – начала Лина.

Лина вздрогнула, когда он обернулся. Бесконечно длинные ноги, долговязое тело, к тому же спутанные каштановые кудри и прическа, не заслуживающая названия, – непостижимое сходство между молодым Карлом Расмусом и его сыном Йонасом полностью выбило ее из колеи. Она икнула.

– Мы получили сообщение об аварии, – сказала она. – Пришло по телефону. Ик.

Карл Расмус уставился на заикающуюся девушку как на привидение.

– А ты кто? – спросил он.

– Я новый стажер, – запнулась Лина. – Я работаю в местной редакции во время рождественских каникул.

Хорошая мысль. Стажеров пропускали всегда и везде. Почему у «Утра» должно было быть иначе?

Все получилось. Через пять минут универсал «Вольво» Расмуса на высокой скорости покинул подземный гараж издательства. Расмус был так полон энтузиазма, что не стал возражать, когда Лина просто села рядом с ним.

– Нам нужно добраться до старого таможенного моста, – сказала она.

Беспокойно скользила она рядом с Карлом Расмусом на пассажирском сиденье. Журналист, казалось, не знал о тормозах и не нуждался в них. Санки, которые он возил на заднем сиденье, с каждым поворотом швыряло из стороны в сторону. Лина вцепилась в приборную панель. Голос, запах, манера проводить руками по дико оттопыренным волосам, подобная камикадзе манера передвигаться по городу – каждая деталь напоминала ей Йонаса. Украдкой взглянула она на водительское сиденье.