Арабские сны - Ирина Лакина

— Я думаю, госпожа, нам нужно обо всем доложить валиде. Эта помолвка — ее инициатива, пусть теперь сама и расхлебывает.

— Валиде? — я удивленно посмотрела на него. — Разве она еще не окончательно умом тронулась? И можно ли ей доверять после всего того, что она натворила? Я все еще помню того паука, и Фатьму, и Элену.

— Если мы отошлем девушку обратно — будет дипломатический скандал. Формально — она уже принадлежит династии Сефевидов, а значит, мы за нее в ответе. Валиде не враг своему сыну. Она обязательно придумает, как выйти из этого деликатного положения, не придавая дело огласке, и не теряя чести семьи. Разумнее всего будет под ложным предлогом отправить принцессу до свадьбы в одну из загородных резиденций. Там она, скорее всего, и умрет через месяц-другой. Но выступить с таким предложением должна именно валиде. Она найдет нужные для повелителя слова и сможет уладить это дело.

Я пожала плечами. Доля здравого смысла в его словах была. Возможно, нам действительно пора раскурить со свекровью трубку мира.

— Что ж, если ты считаешь это разумным — так и поступим. Но тогда я прошу тебя не упоминать моего имени в этом деле. Скажи, что ты сам заметил недомогание принцессы и нарочно подослал лекаршу, чтобы убедиться, что повелителю ничего не угрожает.

— Именно так я и планировал поступить, госпожа.

Я посмотрела на Зухру, которая, как часовой, стояла возле заветного свертка и не шевелилась.

— Подойди, хатун, — я просунула пальцы все в тот же мешочек на запястье, и достала оттуда три золотые монеты, — возьми. Это тебе за верную службу.

Девушка присела в реверансе и поспешила спрятать монеты в карман своего кафтана.

— И смотри — никому ни слова о том, что ты здесь слышала.

— Вы можете мне доверять, госпожа.

Я жестом отпустила девушку и, оставшись наедине с кападжи, присела на кресло.

— Как мне тебя отблагодарить, Первиз-бей? Ты столько делаешь для меня.

— Зулейка называет вас сестрой. Я не могу иначе.

— Что ж, если тебе будет что-то нужно — ты всегда можешь обратиться ко мне.

— Спасибо, госпожа, я очень ценю вашу дружбу.

Я поднялась, чтобы уйти, но он остановил меня.

— Постойте, у меня для вас есть еще одна новость.

Я удивленно выгнула брови.

— Сегодня наш падишах своим указом даровал вам свободу. Вы больше не рабыня. Думаю, в ближайшие дни он назначит дату свадьбы.

Я не могла сдержать радости, рвущейся из глубин моей души. Он все-таки сдержал слово. В эту минуту я забыла все плохое, что случилось со мной в этом месте. Воображение рисовало картины счастливого будущего с любимым мужчиной и нашими детьми. Я подлетела к кападжи, обхватила руками его гладко выбритое лицо и смачно расцеловала в обе щеки.

— Не беспокойся, — сказала я ему, видя, как он густо покраснел и замешкался, — Зулейка не заревнует, — и со смехом вылетела в коридор.

Начало августа принесло с собой ветра. Солнце пряталось за легкой песчаной дымкой, гонимой воздушными потоками из пустыни.

Я запахнула накидку и глубже надвинула капюшон, пряча под ним глаза от витающей в воздухе пыли.

Лерка несколько раз громко чихнула и громко выругалась:

— Мать твою, тут без респиратора не обойтись!

Я испуганно огляделась вокруг — не слышал ли кто ее крамольных речей? Но в радиусе нескольких метров от нас никого не было. Лишь у ограды сада топтались запряженные в карету лошади. Животные неспешно пережевывали сено и привычно фыркали, рыхля копытом землю.

Несколько гаремных слуг проверяли, крепко ли привязаны сундуки с пожитками Алимшах-ханум к подмосткам кареты и к ее крыше.

Мы же с подругой наматывали по саду пятый или даже шестой круг, в ожидании, когда царственная невеста выйдет из дворца, чтобы отправиться в одну из загородных резиденций на «ПМЖ». Мне не терпелось лично убедиться в том, что дверцы кареты за этой прекрасной особой захлопнулись и кучер тронулся с места, увозя ее в последний путь.

— Ты совсем, что ли, обалдела, — я строго посмотрела на Лерку, — может, ты и дома с Первизом так ругаешься? Стыдно должно быть.

Лерка пожала плечами и недовольно сморщилась.

— Достали уже эти правила и приличия. Ни выпить, ни закусить, ни выругаться. Прямо-таки обитель добропорядочности. Тьфу, — она отвернулась и демонстративно сплюнула, выражая высшую степень негодования.

— Поругались, что ли? — догадалась я об истинных причинах Леркиного бунта.

Подруга накуксилась и закусила губу. Мой вопрос попал в цель.

— Нет, ну что это такое? — она резко остановилась и уперлась руками в бока. — Пропадает дни и ночи напролет по своим делам, а мне и знать не положено, чем он там занят! Что за дискриминация?

— Мать, ну ты как будто с луны свалилась, — прокомментировала я ее эмоциональную обвинительную речь, — или не знала, за кого замуж идешь? Забыла, где мы? Тут или смирись — или «гоу хоум», в родимый Краснодар. Неужели тебе больше нравилась перспектива стать тенью Вадима? Забыла, как он «каждую пятницу мы в говно»?

При упоминании бывшего, подруга как-то сникла и поутихла. Намучалась, бедняжка, с этим буйнопомешанным мажором. Уж лучше без клубов и шампанского, зато под бочком у Первиза.

— Не сердись, я просто сама не своя в последние дни, — призналась она мне, сменив гнев на милость.

— С чего вдруг?

— Мне кажется, у нас будет пополнение, — прошептала она мне так, словно боялась спугнуть эту новость.

На Леркином лице появилась скромная улыбка, но настоящий свет исходил из ее медовых глаз. Она схватила мои руки и приложила к своему животу.

— Чувствуешь что-нибудь?

Я снисходительно улыбнулась, прощая подруге ее детскую непосредственность.

— Даже у меня еще не толкается, а я уже почти четыре месяца ношу под сердцем малыша. Ты хочешь, чтобы я что-то ощутила уже на первых неделях срока?

— Нет, я не о толчках тебе говорю, — затараторила она, — мне кажется, что изнутри льется какое-то новое тепло, какие-то нежные вибрации — на клеточном уровне, если хочешь!

— А, ну если нежные вибрации и новое тепло — это да, — засмеялась я, убирая руки с ее живота, — ты вся просто светишься и вибрируешь от счастья, это трудно не заметить.

От приятного во всех смыслах разговора нас отвлек гул голосов, доносившийся с дальнего конца главной аллеи — как раз там и располагался главный выход из дворца.

Я привстала на мысочки, чтобы рассмотреть поверх ровной линии постриженных кустов сумахов, кому принадлежат голоса.

Впереди шли трое — валиде, Алимшах-ханум и Наргес Хатун. Валиде обогнала на несколько шагов невестку и все время подносила к носу шелковый платок, как будто спасаясь от витающего в воздухе песка, но я-то знала истинную причину такого поведения — она боялась подхватить от принцессы смертельную болезнь.