Мир всем - Ирина Анатольевна Богданова

— Позвольте вас проводить.

Я мимолётно посмотрела на его сосредоточенное лицо и сурово отрезала:

— Ни к чему вам меня провожать. К тому же, кажется, вас ждут в гостях и ваш поспешный уход выглядит некрасиво.

— Ну и пусть! — Он не собирался сдаваться. — Нас с Машей Леонидовой связывает только то, что дружили наши родители. Теперь я иногда забегаю помочь им с Колей по хозяйству, если требуются мужские руки. Маня получила похоронку на мужа, и сами понимаете, то надо что-то приколотить, то дров нарубить, то забор подправить.

— Марк Анатольевич, я не понимаю, зачем вы мне это рассказываете. Мне совершенно безразлично, с кем вы дружите и кому колете дрова.

Обычно я приветливо общаюсь с людьми, а тут сама себе удивлялась, почему говорю дерзости, да ещё таким нетерпимым тоном. Наверное, потому, что я врала про своё безразличие, но никогда не рискнула бы признаться в этом даже под пытками.

— Антонина Сергеевна, — едва не в голос взмолился Марк, — я вас чем-нибудь обидел? Давайте поговорим спокойно, как старые фронтовые товарищи.

Неловко развернувшись в мою сторону, он угодил ботинком в самый центр грязной проталины, и бурая жижа с довольным урчанием живо поглотила добычу.

— Ну вот, кажется, застрял.

Марк стоял, освещённый солнцем, взъерошенный, немного растерянный и трогательный, как застигнутый врасплох сластёна с банкой запретного варенья.

Теперь нас разделяло несколько метров, и я бодро помахала ему рукой:

— Прощайте и дальше не провожайте, я привыкла добираться сама.

Сама… сама… сама… пела я про себя, перебираясь через проталины. Некоторое время я чувствовала себя победительницей, но когда впереди показалась крыша моего барака, затормозила. А точно я хочу добираться домой сама, без провожатых?

Я увидела, как впереди сгорбленно и одиноко брела Лена. Неужели я тоже навсегда останусь одна из-за своего независимого характера? Ну и пусть, упрямо сказала я себе, лучше быть одной, чем с первым встречным.

Весь вечер я холила и лелеяла мысль о собственной независимости, покуда не поняла, что вру себе на каждом шагу. На самом деле я очень, очень-очень хотела стать зависимой и желательно от Марка!

Но самое суровое испытание из-за Марка ждало меня назавтра в классе. Коля! Куда бы я ни поворачивалась, что бы ни говорила, меня везде настигал сверлящий взгляд Коли Леонидова. Сжав губы, прямой, как стрела, он не сводил с меня глаз, в которых плескалась лютая ненависть. Ни в чем перед ним не виноватая, тем не менее я чувствовала себя настолько неловко, что несколько раз прямо во время урока мечтала выйти из класса и немного постоять на улице, слушая веселую капель с сосулек под застрехой. Да уж, создал мне проблем не вовремя появившийся кавалер. Стыдно сказать, но как педагог я не представляла выход из сложившейся ситуации. Поговорить с Колей и оправдаться, но в чём и зачем? Не обращать внимания? Тоже не метод — без доверительных отношений учителя и ученика невозможна хорошая учёба, да и другие ученики стали подозревать неладное и коситься. С тяжёлым сердцем я подвела грустный итог, что оказалась в тупике, и не понимала, каким путём двигаться дальше.

* * *

Втиснувшись в щель между поленницами, Коля зажал портфель между коленок и осторожно выглянул из своего укрытия. Под ногами со щелчком хрустнула сухая ветка, он надавил на неё ботинком и растёр в пыль. Укромное место на задворках школы было примечено давно, чтобы спрятаться во время игры в казаки-разбойники или от учителей, если выгонят с урока.

Отсюда как на блюдечке просматривался школьный двор, где Антонина Сергеевна учила ребят регулировать движение. На площадке царило веселье. Погода стояла отличная, солнечная, разноцветная от ярко-синего неба, белых облаков и пёстрых пальтишек школьников, высыпавших гурьбой после уроков.

— Дорогу! Дорогу! — раздувая щеки, гудел Васька Крыжаков. Сзади его подпирал мелкий пацан из второго класса, вроде бы то ли Сашка, то ли Сенька. От того, что очень хотелось кинуться к ребятам и играть вместе со всеми, Колю разобрала злость, но не на себя, не на друзей, а на Антонину Сергеевну, из-за которой приходится подглядывать из-за угла и жаться к мокрой кладке дров. Сегодня регулировщиком назначили неуклюжего Серёжку Мошкина. А разве может он, Мошкин, вовремя подавать сигналы? Нет, конечно! Вот и сейчас он пропускал колонну справа, хотя с другой стороны дороги ребята уже образовали затор. Теперь Антонина Сергеевна учила правилам дорожного движения и ребят из других классов, так что «машин» набиралось с избытком. Кое-кто из мальчишек даже приносил на занятия руль, выпиленный из фанеры. Конечно, если есть отец, чего бы не попросить его выпилить руль? Плёвое дело — руль, нарисовал круг, взял лобзик, и пожалуйста — ты уже грузовик или легковушка.

От обиды Коля крепко сжал кулаки: и зачем только в Колпино приехала эта Антонина Сергеевна? Пусть бы лучше оставалась старая злющая учительница со скрипучим голосом и цепкими пальцами, больно трепавшими за уши. Уж за той, прежней училкой дядя Марк точно бы не побежал. Коля вспомнил удивлённые глаза дяди Марка, когда он увидел у них в доме Антонину Сергеевну, и слова, сказанные скороговоркой в адрес мамы:

— Машуля, я вернусь позже, я должен её догнать.

После хлопка входной двери мама немного помолчала, но её лицо вдруг стало жалким и горестным. Уронив руки на колени, она опустилась на стул и отчуждённо произнесла:

— Никому мы не нужны, сынок. Никому.

Коля подумал, что хорошо бы поймать крысу и подложить в учительский стол. Вот бы Антонина Сергеевна забегала и завизжала. И почему девчонки боятся крыс? Крыса и крыса, ничего особенного. Или, например, можно засыпать песок в чернильницу. Антонина Сергеевна сунет в чернильницу перо, чтобы поставить в дневник оценку, а ручка не пишет. Он хотел придумать что-нибудь похлеще, но ничего не придумывалось. Немного постояв, Коля боком выбрался из своего убежища и побрёл на берег Ижоры, чтобы набить карман нужным для мести песком.

* * *

Дождь, дождь, дождь. Он лил не переставая второй день, смывая с тротуара остатки снежной каши. Дождь окрасил город в серый защитный цвет, сумев подмешать к нему мутную белизну тумана с Невы и промозглую сырость. Зонтом я не обзавелась, но и дождя не боялась. В войну приходилось регулировать движение под любым ливнем, и зонтики не входили в комплект обмундирования. Зато выдавали плащ-палатки. Пожалев об отсутствии плаща, я вышла из трамвая навстречу непогоде и полной грудью вдохнула запах неповторимой, мокрой и любимой ленинградской весны. Текущие дела, работа, бесконечные