Мир всем - Ирина Анатольевна Богданова

— Давай на боковую, — нарочито грубым тоном сказала Лена, — а то, понимаешь, разнюнились, а нам вставать ни свет ни заря.

— Давай.

Прежде чем уснуть, я долго лежала с открытыми глазами, и воспоминания прошлого бесконечной вереницей тянулись вослед за светом холодной луны.

* * *

На изломе зимы в городе установилась пасмурная серая погода с набухшими дождём тучами. Похожие на клубки спутанной шерсти, тучи неповоротливо ползали по небу, как будто сговорились не пропускать на землю ни грамма солнечных лучей. Но солнце всё равно прорывалось сквозь преграду, и тогда всем становилось ясно, что весна уже на носу и вот-вот талый снег забулькает под ногами весёлыми ручейками, смывая в Ижору прошлогоднюю наледь. На кустах что есть мочи драли горло вороны. Задрав голову, я посмотрела на верхушки деревьев с чёрными ветками на сером фоне и подумала, что день сегодня какой-то особенный, зыбкий, словно нарисованный акварелью на листе мокрого ватмана.

— Разбирай инвентарь! Раньше начнём — раньше закончим!

Зычный женский голос оторвал меня от созерцания природы. Прибавив шаг, я поспешила к толпе людей, сгрудившихся в глубине улицы Коммуны.

На общегородском воскреснике жильцам окрестных домов дали задание разобрать сгоревшие избы, тесно притулившиеся друг к другу, словно их перемешал в одну кучу огненный смерч.

— Говорят, на этом месте построят школу, — сказала соседка Лиза из нашего барака. — Скорее бы, а то мои мальчишки чуть не заполночь со второй смены приходят, неделями с детьми не видимся, днём мы на работе, вечером они на учёбе — помощи от них никакой. Карточки приходится самой отоваривать. Народ говорит, что строители на этой неделе придут. — Лиза достала заткнутые за пояс рукавицы и потянулась за лопатой.

— Осенью карточки должны отменить, — встрял в разговор худой мужчина, которого я видела в первый раз. — Особенно если соберут большой урожай.

— Да кто же его соберёт? — запричитала бабуся в кургузом мужском тулупе, перепоясанном армейским ремнём. — Мужики все повыбиты, трактора поломаны, на поле одни бабы да ребятишки. Прошлое лето кума на коровёнке картошку сажала, а нынешней зимой коровёнку пришлось на мясо пустить, потому что кормить нечем.

— Ничего, выдюжим. Главное, разбили проклятого фашиста, — пресекла болтовню управдом Надежда Ивановна и обвела взглядом нашу бригаду, — разбирайте лопаты и ломы и за работу. Скорее справимся — скорее по домам разойдёмся.

Ноздреватый подтаявший снег растекался под ногами вязкой серой кашей. Я посмотрела на пепелище с остатками чёрных брёвен и решительно взялась за лом. На фронте нас часто посылали заделывать дорожное полотно после артобстрела, поэтому тяжёлой работы я не боялась. Чтобы подобраться к завалам, я оттащила в сторону блок сцементированных кирпичей и принялась долбить ломом обледеневшие ступени крыльца с упавшими перилами. Намёрзшая глыба льда представляла собой монолит, успешно отражавший удары лома. Я подумала, что здесь лучше бы подошёл не лом, а граната, но выбора не было. Скользнув по льду, остриё лома едва не пропороло мне носок сапога, как чья-то рука перехватила мою руку:

— Позвольте мне. А вы займитесь чем- нибудь полегче.

Сквозь прядь волос, упавшую на лоб, я с яростью глянула на незваного помощника. Это был невысокий, но крепкий молодой мужчина с ироничным прищуром и каштаново-рыжей шевелюрой, которую нещадно трепал ветер. У меня мелькнула мысль, что он простудится. Я дернула лом в свою сторону:

— Чем хочу, тем и занимаюсь, вы мне наряды не раздавайте, у нас бригадир имеется.

Он глянул на меня чуть пристальнее, и я увидела, как его серые глаза расширились от удивления:

— Вы? Это вы?

— Сто процентов, я — это я! Но мы с вами незнакомы.

— Да нет же! То есть да! — Он запутался в словах и засмеялся. — Вы со мной незнакомы, но я вас хорошо знаю. Я узнал вас два раза! Первый, когда вы разруливали автомобильный затор возле заводоуправления, а второй раз сейчас!

Я удивленно подняла брови:

— И каким же образом, позвольте спросить, вы успели меня узнать в первый раз? Вы меня видели до того?

Его губы тронула мягкая улыбка:

— Вы регулировали перекрёсток в Шёнфильде, а я мотался на сантранспорте с передовой до госпиталя и всегда высматривал, кто стоит на перекрёстке. Знал, что если вы, то мы пролетим без сучка и задоринки. Вообще-то врачам не положено отлучаться от медсанбата, но если выдавалось затишье, то я старался лично сопроводить тяжёлых, — он вздохнул, — за что не раз получал взыскания. Кстати, меня зовут Марк. — С непокрытой головой он выглядел смешным, взъерошенным и очень рыжим. Я едва сдержала улыбку. Он быстро сказал: — Да, вы угадали, в начальной школе меня дразнили Морковкой. — Он тряхнул головой, и прядь волос упала на лоб. Он откинул её назад растопыренной пятерней.

От того, что Марк так легко прочитал мои мысли, я покраснела и, чтобы скрыть смущение, спросила:

— А в старших классах как называли?

— А в старших я научился крепко давать сдачи.

Он протянул руку. Честное слово, мне показалось, что его тёплая ладонь наэлектризована и при соприкосновении наши пальцы заискрят от высокого напряжения. Чтобы напустить на себя безразличие, мне пришлось приложить усилие:

— Марк, как вас по отчеству?

Марк посмотрел на меня с лёгкой иронией и нехотя признался:

— Анатольевич.

— А я Антонина Сергеевна.

Мне показалось важным именно ему дать понять, что я не знакомлюсь на улице с первым встречным, даже если он много раз видел меня на фронте. Я девушка гордая, независимая, и вообще — учительница, то есть пример сдержанности и рассудительности. Хотя на самом деле мне было так весело, что я могла бы попрыгать через верёвочку или поиграть в классики.

Кивком головы Марк указал на лом, который я по-прежнему крепко держала в руке, и официальным тоном спросил:

— Так вы, Антонина Сергеевна, позволите мне помочь вам в знак благодарности?

Я поняла, что моё упрямство выглядит глупо, и молча протянула ему лом — пусть долбит на здоровье, если хочет, а у меня и без лома дел полно. Чтобы не выдать своего смущения, я схватила свободную лопату и пошла к машине закидывать мусор в кузов. Но между работой я не забывала поглядывать в сторону Марка, каждый раз постыдно заливаясь румянцем, когда наши взгляды встречались. Меня тянуло подойти к нему, запросто, по-дружески поболтать, вспоминая фронтовые пути-дорожки, но глупая гордыня мешала мне показать свой интерес. Потом я переместилась в другой конец дома, откуда Марк исчезал из поля зрения, а когда вернулась, то вместо Марка увидела лом,