Тайная улыбка - Никки Френч

— Это чай.

Какое несчастье! Я даже не знала, была ли она госпожа Риз. Я не знала, была ли госпожа Риз той, которая называлась в письме. Возможно, она была новым жильцом. Я не знала, была ли женщина, о которой говорилось в письме, на самом деле связана с Бренданом. Но если она и была связана с Бренданом, мне совсем не было понятно, что нужно узнать у нее. Однако если это та женщина, которая нужна мне, то совершенно очевидно, что она не сможет рассказать мне что-либо о чем угодно. В отчаянии я встала и обошла комнату. Пластиковые тарелки и чашки, ничего острого, ничего, что могло бы упасть и разбиться. Над столом две фотографии, прикрепленные скотчем. На первой, очень старой, изображен мужчина в военной форме. У него были усы и залихватский вид, фуражка набекрень. Возможно, муж. На другой женщина держала за руки двоих детей. Я внимательно всмотрелась. Да, это была женщина, сидевшая на стуле, много лет назад, когда ее волосы были уже седые, но еще не белые. Мальчик, в возрасте около десяти лет, в аккуратном школьном блейзере, широко улыбается в камеру, — это точно Брендан. Я сняла фотографию со стены и показала ее женщине.

— Госпожа Риз, — обратилась я, указывая на фотографию, — это Брендан.

Она нахмурилась и уставилась на фотографию.

— Это Симон, — сказала она, не отрывая взгляда.

— Симон?

— Симон и Сьюзен.

Я пыталась задавать еще вопросы, но она опять начала разговаривать о чае. Попыталась снова повесить фотографию на стену, но лента пересохла, она была слишком старая. Я просто прислонила фотографию к стене. На цыпочках вышла из комнаты и бегом стала спускаться с лестницы. Женщина из коридора уже ушла. Я нашла ее в комнате, расположенной за стойкой у входа. Она наливала в кружку воду из чайника.

— Я поговорила с госпожой Риз, — сказала я.

— Да?

— Мне нужно поговорить с ее дочерью Сьюзен.

— Внучкой.

— Да, конечно. У меня для нее нечто важное. Можете дать мне ее адрес?

Женщина смотрела на меня с полуоткрытым ртом, Я не поняла, слышала ли она меня. Но она начала рыться в коробке с карточками жильцов своими потрескавшимися пальцами.

Сьюзен Лиле жила в доме номер 33 на улице Примроуз-Креснт, находившейся на восточной окраине города, около кладбища, Это был ряд бежевых и серых домов, В доме номер 33 были занавешенные окна, красная дверь с отслаивающейся краской и звонок. Когда я нажала на него, зазвучала мелодия: несколько нот из песенки «Сколько времени торчит тот собачник в окне?».

Я не задумывалась о том, что делаю, так как воображала, что в любом случае Сьюзен Лиле не будет дома, поэтому меня просто ошеломило, когда дверь почти сразу открылась и передо мной появилась женщина, которая заполнила собой весь дверной проем. В течение какого-то мгновения я могла думать только о ее размерах. У нее был огромный живот, деформированный голубыми обтягивающими рейтузами, ее белая тенниска, на которой было написано жирными красными буквами «Не трогай!», натянулась на массивной груди, шея была толстая, подбородок в складках; руки покрыты ямочками. Почувствовав, что заливаюсь краской от смущения, я пыталась смотреть только в ее глаза, совсем маленькие на широком белом лице, на существо, скрывающееся под этой горой плоти, и никуда больше. На фотографии у бабушки она была кожа да кости с вывернутыми внутрь коленками; что же произошло в ее жизни, что сделало ее такой?

— Да?

— Сьюзен Лиле?

— Правильно.

Я услышала, как за ее спиной заплакал ребенок.

— Прости, что побеспокоила тебя. Но нельзя ли нам быстро поговорить?

— О чем это? Ты из совета? Они уже осмотрели и дом, и все, что в нем, ты же знаешь.

— Нет, совсем нет. Не из совета, ничего похожего. Ты не знаешь меня, я… меня зовут Миранда, я знаю твоего брата.

— Симона? — Она нахмурилась. — Ты знаешь Симона?

— Да. Если бы я просто могла…

Я сделала небольшой шаг вперед, но она не сдвинулась с места, чтобы освободить дверной проем и пропустить меня. Плач ребенка внутри становился громче, к нему присоединились более пронзительные вопли.

— Лучше тебе войти в дом, пока они не убили друг друга, — наконец сказала она, и я последовала за ней в холл, где стоял горячий радиатор, хотя погода была довольно теплая.

В гостиной было сумрачно, потому что занавески были задернуты, и мне потребовалось несколько минут, чтобы точно определить, сколько детей в этой непроветренной, захламленной комнате. В детском манеже среди гигантской груды мягких игрушек мирно сидел малыш с соской во рту. На высоком стуле восседал карапуз, едва начинающий ходить, на нагруднике красновато-синяя полоса, рядом перевернутый горшок. На диване еще один ребенок — девочка, которая, по-видимому, тоже только начинала ходить, сидела, уставясь на экран телевизора, где передавали какое-то игровое шоу, хотя звук и был выключен. Она сжимала в кулачке леденец на палочке. Я заглянула в переносную сумку для малышей, которая стояла на полу. Там тоже был малыш, который спал глубоким сном, несмотря на шум. Ручки вытянуты перед собой, словно он ухватился за какой-то невидимый предмет, глаза быстро подрагивают. Какие сны снятся малышам?

— Сколько детишек! — радостно воскликнула я.

За защитным экраном в камине жарко горели дрова, распространяя тепло; запах подгузников, пеленок и освежителя воздуха забивал мои ноздри. У меня возникло острое ощущение тяжести в груди.

— Они все твои?

Уже спросив это, я поняла, что вопрос глупый, математически бессмысленный.

— Нет, — ответила она, уставясь на меня с легким презрением. — Только один. — Затем с гордостью добавила: — Еще трое приходят после школы три раза в неделю. У меня хороший заработок. Я зарегистрирована.

Нежно подняла визжащего мальчика с высокого стула и вытерла ему рот уголком нагрудника.

— Ну, успокойся уже, — сказала она. — Ш-ш-ш!

Он сразу притих, его измазанный рот расплылся в широкой улыбке, а руку он запустил ей в густые темные волосы.

Усадив ребенка на необъятную плоть своих бедер, к которой он прильнул, как коала, она спросила:

— Итак, Симон?

Я не была готова к началу разговора, поэтому довольно резко спросила:

— Когда ты видела его в последний раз?

— Ты из полиции?

— Нет.

— Из социальной службы?

— Нет, я просто…

— Так по какому же праву ты врываешься в мой дом, стоишь с таким видом, словно здесь дурно пахнет, и задаешь мне вопросы?

— Прости. Я не хотела… Я просто беспокоюсь и, поверь, буду очень тебе благодарна, если сможешь помочь мне.

— Он надул тебя или что?