Как французы придумали любовь - Мэрилин Ялом

Поцелуй на ночь! Рассказчик признаётся, что тоска, сопровождавшая этот ритуал, никогда не покидала его: это воспоминание охватывало его всякий раз, «когда во мне пробуждалась тоска, которая позднее переселяется в любовь, причем у иных – навсегда…». Автор знает, о чем он говорит, соединяя в своем представлении любовь и тоску по ней. Тот самый страх, родившийся из сыновней любви сверхчувствительного ребенка, наложил отпечаток на все любовные истории Пруста.

Пруст так искусно рисует психологические портреты своих героев, что мы словно бы «влезаем в их шкуру», примеряя на себя их страсть и отчаяние. Ни один другой писатель не сумел так захватывающе передать ощущение несчастья, которое приносит любовь. Берегись, читатель! Я – поклонница Пруста. Если бы меня выбросили на необитаемый остров и у меня была бы возможность взять с собой книги только двух авторов, я бы взяла Шекспира и Пруста. Если вы тоже любите Пруста, вы понимаете, что я имею в виду. Остальным скажу только одно: почитайте Пруста и подумайте, подходит ли он вам.

Пруст годится не всякому. Известно, что Жид, как ни странно, отказался печатать Пруста в Nouvelle Revue Française . В 1913 году издательство Grasset опубликовало первый том романа, «По направлению к Свану», на средства автора. Второй том, «Под сенью девушек в цвету», вышел из печати уже после Первой мировой войны. Сразу же после его публикации в 1919 году Прусту была присуждена Гонкуровская премия. С тех пор у него появилось множество поклонников и клеветников во всем мире. Многие находят его многословным или просто скучным. Одних отпугивают его бесконечные размышления, других – концентрация гомосексуальной проблематики в последних томах. Некоторые его читатели настолько лишены воображения, что считают его просто «старой сплетницей». Как пишет Эдмонд Уайт в своей книге «Марсель Пруст», в 70-х годах прошлого века в США выпускали майки со слоганом «Marcel Proust is a Yenta». Но для меня Пруст всегда остается живым источником красоты и правды, как и английский поэт Китс. Я считаю его кладезем юмора и проницательности, хотя я вполне отдаю себе отчет в его извращенном осмыслении любви. Недавно один критик очень удачно назвал свою книгу Proust, les horreurs de l’amour — «Пруст – ужасы любви» [94] . Любовь, по Прусту, всегда кончается плохо.

«Любовь Свана» Пруста – вторая часть первого тома – представляет собой самое лаконичное описание любви. Близкий друг семьи Шарль Сван часто навещал родителей Марселя, его бабушек и дедушек, а также тетушек, когда они проводили пасхальные и летние каникулы в Комбре, прототипом которого послужил провинциальный городок Илье, теперь переименованный в Илье-Комбре. Когда Марсель был ребенком, он благоговел перед этим состоятельным человеком с безупречным вкусом, кроме того, он был безумно влюблен в дочь Свана Жильберту с того самого момента, как только увидел ее сквозь изгородь их обширного поместья.

Любовная история Свана и Одетты, матери Жильберты, случилась еще до рождения Марселя, но рассказывает он о ней так, словно сам был ее свидетелем. Мы видим, что Сван замечает очарование Одетты де Креси, хотя знает о ее темном прошлом, видит, что она не слишком умна и образованна и, по большому счету, не соответствует тому типу женщин, к которым он обычно испытывал страсть. Она была «красива той красотой, к которой он был равнодушен… у нее был слишком резко очерченный профиль, слишком нежная кожа, выдающиеся скулы, слишком крупные черты лица». Долгое время он встречается с ней только по вечерам, после прогулок в экипаже с пышнотелой работницей. Одетта изо всех сил старалась пробудить в Сване любовь – и как физическое влечение, и как нежное чувство. Однажды после встречи она отправляет ему записку, где сообщает, что он забыл у нее портсигар, добавляя кокетливо: «Ах, зачем вы не забыли у меня свое сердце! Я бы вам его ни за что не вернула».

Для того чтобы влюбиться в Одетту, Свану нужно нечто большее, чем подстрекательство с ее стороны. Ведь она от природы была женщиной «не его типа»: чтобы подстегнуть свое влечение к ней, он нуждался в эстетических ассоциациях. Однажды его поражает ее сходство с библейской Сепфорой, дочерью Иофора, изображенной на фреске Боттичелли в Сикстинской капелле. В его сознании эта ассоциация оживляет красоту Одетты, делая ее более желанной.

Вторая, еще более значимая ассоциация, возникает у Свана в связи с сонатой, которую исполняет какой-то пианист в доме Вердюренов, у которых Одетта обычно обедала. Хотя круг Вердюрена определенно не так изыскан, как тот, к которому привык Сван, ему удается доставить себе удовольствие, слушая музыку вместе с Одеттой. Здесь он впервые слышит сонату Вентейля с повторяющейся короткой фразой, ставшей впоследствии «как бы гимном их любви». Эта короткая музыкальная фраза пробуждает у Свана сожаление о несбывшихся мечтах, которое сливается с его зарождающимся чувством к Одетте. В фильме, поставленном по роману Пруста, за кадром, по-моему, звучит соната Камиля Сен-Санса для фортепьяно и скрипки (опус 75), который, как считают, и вдохновил Пруста на пассаж об этой «короткой музыкальной фразе».

Воистину, пути любви неисповедимы. Сначала Сван влюбляется в картину, и это пробуждает его чувство к Одетте, поскольку она похожа на образ, созданный на полотне художником. Потом он влюбляется в музыкальную фразу, которая сопровождает рефреном все перипетии развития его чувства к ней. Ему необходимо еще какое-нибудь психологическое переживание, чтобы он, наконец, влюбился в Одетту. Он считает ее слишком доступной, а потому недостаточно желает ее. Это тем более странно, что он даже не попытался поцеловать ее! Но когда он приезжает к Вердюренам и обнаруживает, что она ушла, не дождавшись его, он ведет себя как безумный. Он ищет ее в ночных ресторанах и кафе, а страх того, что она может быть с кем-то другим, усиливает его душевное смятение. Наконец, увидев, как она выходит из ресторана одна, он везет ее домой. И только все это, вместе взятое, приводит к тому, что они впервые проводят ночь вместе. Так начинается счастливый этап их любовной истории. «О, в начальную пору любви поцелуи рождаются так естественно! Они множатся, тесня друг друга; сосчитать, сколько поцелуев мы “производим” в час, – это все равно, что сосчитать полевые цветы в мае».

Как и положено в художественном мире Пруста, этот счастливый период быстро проходит. Сван, помогая Одетте пережить трудные времена, осознаёт, что слухи о том, что она «содержанка», соответствуют истине. Однако больше, чем эти сплетни, его мучает ревность к ее бывшим любовникам и тем, кто, возможно, «притаился в тени портьер». Ревность становится непременным условием прустовской любви. Без нее его герои не могут быть влюблены. Без боязни потерять «предмет» своей любви они не способны пережить эмоционального подъема, который вызывает именно любовная катастрофа. Пруст как будто следует средневековым идеалам – вспомним Марию Шампанскую и Капеллануса! – согласно которым романтическая любовь не обходится без ревности.

Чем ревнивее становится Сван, тем безразличнее относится к нему Одетта. Это старинное правило любви: кто больше любит, тот больше и страдает. Сван чувствует, что его богатство, положение в высшем свете, связи с высокопоставленными людьми, к примеру с принцем Уэльским и президентом Французской республики, а также с людьми, имен которых он никогда не называл Одетте и не упоминал о них в ее кругу, где якобы считали, что высшее общество скучно, и тайно завидовали всем, кто был в него вхож, не могут помочь ему избавиться от мук ревности. Ревность снедает Свана, и он всю свою жизнь посвящает Одетте, даже шпионит за ней и думает о ней непрестанно. Любовь для него превращается в расстройство психики, в болезнь, когда «врач или, при некоторых заболеваниях, самый смелый хирург задают себе вопрос, разумно ли избавлять одного больного от его порока и возможно ли излечить другого».